— А ты кто?
— Я-то? Капитан, Капитан Бедников, адъютант старший батальона. Ладно, слушай, ты лежи, сил набирайся, а я побежал, дел по горло. Я ведь только попить забежал, а то во фляге пусто, — Бедников осторожно уложил Григория и быстро ушел.
Совсем рядом опять загрохотало. Сверху опять посыпался какой-то мусор и майор зашелся в кашле. Глаза болели. Так, будто кто-то с садистской жестокостью тыкал в них деревянным колышком. Дивин опять ощупал лицо.Аккуратно коснулся мягких бинтов, смахнул с них мусор и землю. Спохватившись, пошевелил ногами. Вроде бы, слушаются. Собрался с силами, ухватился за край топчана и медленно сел. В голове сразу же зашумело и Григория качнуло. Переждав приступ дурноты, он осторожно дотянулся до завязок бинтов. Все тело болело, словно его долго-долго месили ногами. Дергаясь от боли, Дивин начал разматывать повязку. Одна единственная мысль захватила его сейчас целиком: «Вдруг я ослеп⁈»
И мысль это была настолько мучительна, что он хотел немедленно получить ответ. Какой бы он не был.
Когда упал последний виток, майор дотронулся до глазниц. Ага, тут еще ватные тампоны. Нетерпеливо снял их и бросил в сторону. Вот он, момент истины! Прикоснулся к векам, и под пальцами мгновенно стало мокро.
Кровь? Дивин собрался с духом и стал медленно открывать глаза. Резануло болью, и он снова испытал чувство паники. Неужели все-таки ослеп⁈ Летчик застонал.
Но вдруг — чудо! — увидел слабую точку света. Едва-едва, так, будто лампу накрыли куском темной ткани. Но видел, черт возьми! И только спустя несколько секунд до Григория дошло, что это густая пыль стоит в блиндаже, затянув его противной пеленой. А свет идет от выхода на улицу через неплотно закрытую дверь.
Майор прищурился.Сфокусирововшись , заметил на табурете неподалеку ведро, накрытое обломком доски и кружку на ней. В горле снова запершило и майор тихонько поднялся на ноги. Постоял несколько секунд, привыкая, снова переждал приступ тошноты, и медленно, как глубокий старик, поплелся к вожделенной воде. Наклонился над ведром, отодвинул в сторону доску и взял в руки кружку. Из смутного отражения на него глянуло размытое почерневшее, грязное лицо, которое покрывал густой слой какой-то дряни.
Присмотрелся получше: глаза были без белка и зрачков, в крови. Григорий невесело усмехнулся. Натуральный упырь. Встретишь такого поздно вечером в безлюдном месте и инфаркт гарантирован практически стопроцентно.
Из глаз непроизвольно, сами собой потекли слезы. Они оставляли на щеках неровные грязные дорожки. Григорий досадливо поморщился, зажмурился и плеснул себе в лицо из кружки. Стало чуток полегче.
— Э, летчик, ты чего поднялся? — В блиндаж забежал долговязый красноармеец с ППШ за спиной. Он схватил стоящий на полу цинк с патронами и торопливо направился к выходу. Задержался на пороге и повернулся к Дивину.
— Ложись лучше, не лезь пока наружу. Тебе отдыхать нужно, — и тут же умчался прочь.
— Поучи еще, — проворчал ему вслед майор . — Сам соображу, что мне делать. В этой пыли хрен отдохнешь, а вот задохнуться вполне можно.
Дивин толкнул протяжно скрипнувшую дверь и перешагнул разбитый порог. Свет резанул по глазам , по щекам покатились слезы. Эх, сюда бы сейчас его очки летные. Ребята, еще под Сталинградом подарили: трофейные, с особым покрытием — запросто можно даже на солнце смотреть. У какого-то мертвого аса гитлеровского забрали, которого «маленькие» прямо у их аэродрома ссадили. Но кто ж знал, что понадобятся на земле?
Сквозь канонаду боя прорезался знакомый до боли звук авиационных моторов. Григорий задрал голову. Прямо над ним, совсем низко, неторопливо разворачивались для атаки восемь кажется «ильюшиных».
Дивин опустил голову присматриваясь перед собой. Неподалеку привалился к стенке убитый красноармеец. Мухи вились над ним и ползали по пропитанной кровью гимнастерке. Григорий нервно дернул щекой и отвернулся. Да уж, это совсем не то, что воздушные бои. Здесь, на земле, война смотрелась страшно. Со всей своей грязью, ужасом и болью. Майор снова пробывал смотреть вверх. Теперь пара Яшек карабкалась навстречу судя по звукам стремительно приближавшимся к полю боя «мессершмиттам».
Рядом ухнуло и майор присел, инстинктивно закрывая голову руками. Интересно, где теперь моя фуражка, мелькнула совершенно неуместная в данной ситуации мысль. Хотя, обычная пехотная каска была бы теперь кстати. По крайней мере, от небольших осколков и комьев земли точно защитила. Спотыкаясь и пригибая голову, Дивин прошел вперед несколько метров.— Летун, иди сюда! — из-за очередного поворота высунулся давешний автоматчик. Он призывно махал рукой. — У меня здесь «лисья нора», прыгай скорее, укройся!
«Лисья нора»? А, видел, как же. Это когда пехотинцы специальную нишу в стенке окопа делают. Такое своеобразное укрытие подземное. Лезть в него не хотелось категорически. А ну, как рядом снаряд ляжет, засыплет ведь к чертовой матери.
— Я лучше здесь побуду.
— Как знаешь, — боец равнодушно махнул рукой и исчез за поворотом.
Григорий сел на землю, прижался спиной к стене траншеи и посмотрел в небо. Там уже завязался воздушный бой. «Яшки» смело схлестнулись с четверкой «худых». Из вышины донесся сухой и резкий треск авиационных пушек и пулеметов. Будто ткань рвут.
Дивин закусил губу. Сейчас он даже не почувствовал, что прокусил ее и у него выступила кровь. Он просто не замечал этого, полностью поглощенный воздушным боем. Глаза противно резало, текли слезы ,но майор хотел рассмотреть все, до последней детали.
— Тяни, тяни, браток! — шептал летчик, пытаясь подсказать неведомому товарищу наиболее выигрышный маневр. — Вот так, молодец. А теперь на вираж!.. Да куда ты⁈ Эх!..
Краснозвездный «ястребок» допустил ошибку и ею тотчас воспользовались немцы. Сразу два «мессера» дружно ударили в неосторожно подставленное голубое брюхо «яка», вспарывая его разноцветными трассами.
— Твою мать! — выругался Григорий, видя, как взрывается истребитель, превращаясь в огненный шар. — Куда ж ты на горку-то полез⁈
Волнение сослужило майору плохую службу. Сладкая тошнота подкатила к горлу, и он провалился в беспамятство.