низ. Кто-то из членов экипажа успел выпрыгнуть с парашютом. Истребители заходили сверху и расстреливали из пушек кабины штурманов и бортстрелков, подавляя огневые точки, а потом добивали уже беззащитные машины. В такой переплет Григорий попал не впервые. Чувствовалось, что немецкие пилоты опытные и жесткие вояки. Сверху, на него заходило два мессера и еще один, в ожидании, висел в стороне. Атаковали они поочередно и умело. Видно пилоты были опытные. Дивин уклонялся от атак, старался оттягиваться в сторону аэродрома и при первой возможности контратаковал сам. Пока это помогало, мессера стали действовать настороженно, поняв, что дерутся с опытным противником..К ним подошел еще один, интенсивность атак возросла. Григорий вымотался, обессилел, а враги, мешая друг-другу, все атаковали и атаковали. Он огрызался огнем, крутился ужом, стараясь не упускать из виду ни одного из противников. Мессера словно осатанели, уже одна пара висела сзади, другая атаковала сверху. Дымные трассеры то и дело пролетали в опасной близости от самолета, но пока попаданий не было. Григорий держался из последних сил, выжимая из самолета немыслимое. Сверху, очень некстати оказалась пара мессершмиттов, и Григорию стоило больших трудов уклониться от их атаки. Он резко развернулся и потянул в белую мглу облаков. Влетев в облако, он попытался стать в вираж. Получалось плохо, несколько раз он снова оказывался в чистом небе, уворачивался от мессеров, но каждый раз успевал юркнуть обратно. Когда он вывалился в очередной раз, то мессеров вокруг не оказалось, они едва заметными точками темнели на западе. Дивин полетел домой. Посадку он произвел на последних каплях горючего, мотор заглох при пробеге. Вокруг все было словно в тумане, он кое-как открыл фонарь, попытался вылезти, не получалось. От стоянки к нему уже ехала машина, бежали какие-то люди. Он все-таки выполз из кабины и, поскользнувшись на крыле, плюхнулся на землю. От удара сбило дыхание, но холодный ветер немного освежил и Григорий кое-как поднялся. Ноги дрожали.А потом была ночь. От удара сбило дыхание, но холодный ветер немного освежил и Григорий кое-как поднялся. Ноги дрожали.Вокруг была холодная темень комнаты. Сердце все еще гулко стучало и он сел на своем топчане мотая головой . Руки и ноги уже закоченели, и он принялся неторопливо разминаться что бы согреться . Он вспомнил.. утро ему перед вылетом вручили конверт , времени у него так и не нашлось на то чтобы его вскрыть.Точно от Таи больше не от куда. Пока он возился с ним , из конверта выпало два листа: один обычный, тетрадный, наполовину исписанный, а второй оказался серой казенной справкой с синим оттиском "копия". Он взял справку, но прочесть сразу не смог, буквы и без того едва различимые в полумраке, почему-то стали расплываться. Потом долго, раз за разом перечитывал письмо, пытаясь в сумбуре слов уловить смысл. Почерк был странный, незнакомый. Писала ему человек, которого он никогда не видел и скорее всего не увидит, однокурсница писала Писала, что жены у него больше нет. Во время авианалета Тая спешила в бомбоубежище и неподалеку разорвалась бомба... - Убило осколком, - прошептал он, - убило осколком. Григорий сидел, словно в ступоре, повторяя раз за разом эти слова. У него была жена, был еще не рожденный ребенок, а теперь не осталось никого. Он снова остался один-одинешенек в этом мире. Потом навалилась тоска и горечь чудовищной, несправедливой обиды. Обиды на мир, который позволил такое. Почему умерла его жена? За что?Дальнейший день Григорий по мнил плохо. Он что-то делал, что-то говорил, но это все проходило мимо сознания, словно происходило не с ним, а с другим, совершенно посторонним человеком. Словно механически управлял самолетом, в бою с мессерами командовал бездумно, автоматически, за что едва не был сбит - спас ведомый. Лишь потом, видя как из зажжённого мессера выпрыгнул темный комочек, что-то шевельнулось в душе. Он развернул самолет в сторону так раздражающей белизны парашюта, довернул, ловя в тонкие линии коллиматора висящее на стропах тело, прикинул упреждение. Дымные штрихи пуль и нарядов проложили в небе короткую дорожку, он скорректировал трассу, показалось, будто мелькнуло что-то розовое и парашютист, словно стал короче. На секунду мелькнуло удовлетворение и все снова стало на круги своя... Вечером он не мог найти себе места. То беспрестанно курил, то начинал ходить кругами. На душе было тоскливо и погано. Вся эта война, все и всё вокруг опротивело ему. Он и сам был себе противен. За свою глупость и трусость. За то, что погибла жена. ...Солнце еще всходило. На горизонте занялась розовая заря; от нависшей над ней черной тучи заря казалась еще алее. Ночью был небольшой дождь, и аэродромная трава была усеяна искрящимися дождевыми бусинками. Дивин ночевал под самолетом, на чехлах, и немного продрог. Зато утром стало немного легче. Сон притупил вчерашнее, боль утраты утихла. Потом захлестнула текучка. О смерти жены он никому не говорил, и его мрачное настроение принималось с непониманием. Друзья пытались узнать причину, пытались растормошить, правда, без особого успеха. Их назойливость немного злила. Впрочем, внимание тоже было приятно.А скоро начался ад. Немцы подтянули резервов, удвоили количество своей авиации. Наши армии сумели вклиниться во вражескую оборону и по всей длине этого, политого кровью прорыва, снова завязались тяжелые бои. Земля скрылась за дымом и разрывами, содрогнулась под гусеницами сотен вражеских танков. Небо потемнело от копоти, почернело от "Юнкерсов" и "Мессеров". Наши позиции одновременно атаковали до сотни немецких самолетов, и четверкам и восьмеркам советских истребительных патрулей оказалось не под силу справиться с такой ордой. Резко активизировались вражеские асы. Летая парами, они атаковали, смело, а иногда даже нагло, нанося сильные неожиданные удары. Снова появились потери.Ребята пытались узнать причину его депрессии, но были усланы в матерной форме. С тех пор они стали подальше держаться от комэска-три подальше.. Дивин натаскал сухого хвороста, растопил буржуйку. Печка нагрелась быстро, разогнав утреннюю свежесть, стало тепло, и Григорий быстро заснул, улегшись на лавке. Проснулся он от весьма бесцеремонного толчка. Спросонья решил устроить нагоняй слишком уж ретивому будильщику, но осекся, увидев Молахова . - Посыпайся. Разговор есть. Печка уже прогорела, но было тепло. Командир уселся напротив, достал папиросу, однако закуривать не стал и покрутив в пальцах сунул обратно в пачку. Дивина такое поведение удивило. - Это что за херня тута? А? -Молахов видимо все-таки нашел нужные слова и кинул на стол сложенный и потертый лист бумаги.- Почему я об этом узнаю последним? ГРИГОРИЙразвернул лист - это оказалась справка о смерти Таи. - А вам до этого, какое дело? - хмуро спросил он. - Ты Гршка дурак, что ли, - даже оскорбился комдив, - головой вчера ударился? Мне есть дело до всего, что происходит тута в полку. А уж такое... У моего лучшего летчика, - он запнулся, - погибла жена, а я ни сном ни духом ... Чего молчал? - он пересел на лавку к Григорию. - И вообще, обидно Гриш такое отношение тута. Я тебе не чужой человек, мог бы и сказать... - Извините. - Григорий покаянно склонил голову. - Только, что бы это изменило, ее все равно не вернуть. Молахов обиженно посопел, потом протянул: - Ты на войне живой из стольких передряг вылезал, а она в тылу, вот ведь как тута бывает... - Не надо про нее больше, - попросил Дивин срываясь на хрип- Оно и так все... - Ладно, - согласился Молахов. - Справку эту передашь в строевой отдел. . Хотя ладно, сам передам. - комдив убрал справку в планшет, снова достал из пачки папиросу и принялся ее вертеть - Вот ведь как бывает, - повторил он и огорченно покачал головой.На душе было мерзко и тошно. Григорий в разрыве облаков увидел внизу деревню, и, сориентировавшись, бросил машину в пике. Он немного ошибся, вынырнув из облаков в стороне от того места, куда планировал, но это уже не играло большой роли. Внизу, на фоне черно-белой, с редкими остатками снега, землей, он увидел два знакомых хищных силуэта. Они закончили разворот и теперь начинали разгоняться вниз, видимо собираясь проштурмовать аэродром. Позиция для атаки была почти идеальная, враги были ниже него, и с меньшей скоростью. Он бросился на мессеров, решив атаковать ведомого - это было проще и безопасней, беспокоясь только, чтобы самолет не рассыпался от такой скорости. Дистанция сокращались, враги стремительно увеличивались в прицеле. Дивин уже вот-вот собирался открыть огонь, как атакуемый им самолет внезапно начал делать маневр, переходя на другую сторону от своего ведущего и ломая Григорию всю атаку.Он резко довернул, буквально чувствуя, как стонет от перегрузок его самолет, загнал открывшийся самолет ведущего немца прицел и зажал гашетки.