Джейк криво улыбнулся. Подъезжая к вилле, он заметил в окне верхнего этажа Даниэль Спенсер.
— Так тебе не удалось спасти ее от меня?
— Похоже, ты произвел на нее сильное впечатление, — насмешливо заметила она.
— Но у меня не было дурных намерений.
— Они у тебя редко бывают. — Консуэла усмехнулась и серьезно добавила: — Эта девочка очень много значит для своих родителей, Джейк.
— Такое отношение к детям естественно, — проговорил он, и глаза его сверкнули от ярости.
— Пытаясь использовать ее против меня, ты нанесешь удар не тем людям, — предупредила она.
— А ты об этом все знаешь, Консуэла?
Консуэла отвела взгляд.
— Мне нечего добавить, ты гоняешься за призраком, Джейк, и я не стану тебе помогать.
— Ты боишься того, что я могу найти.
— Это тебя пожирает страх, а моя совесть чиста.
Он горько рассмеялся.
— Ты хочешь сказать, что моя — нет?
— А разве она может быть чистой после всего, что ты сделал?
— Знаешь, — начал он нахмурившись, — по-моему, ты начинаешь верить в собственную ложь.
Она потянулась за полотенцем, обернула его вокруг бедер и села.
— Джейк, посмотри на меня. — Голос ее задрожал. — Я не вру, она мертва. Она умерла в тот день на яхте, и мы оба знаем, как умерла. Так почему бы тебе не оставить все это? Мертвые молчат, и тебе нечего опасаться.
— Она жива, Консуэла. Она жива, и я найду ее.
— Зачем? Ты хочешь снова ее убить?
Он так быстро ударил ее, что Консуэла не успела понять, почему ее голова резко откинулась назад. От сильного удара она чуть не задохнулась и закрыла щеку рукой.
— Ты не мужчина! — бросила она.
Джейк почувствовал, что за его спиной стоят мальчики, готовые броситься на помощь Консуэле. Это позабавило его.
— Чего ты хочешь, Консуэла? Увидеть меня на скамье подсудимых?
— Только там твое место, и ты это знаешь, — прошептала она.
Он задумчиво кивнул, но насмешка не исчезла с лица.
— Я готов даже сесть, Консуэла, лишь бы обагрить руки твоей кровью.
— Моей, а чьей еще?
— Только твоей.
— О! — с издевкой воскликнула она. — Слишком поздно, мы оба это понимаем.
— Она еще жива, Консуэла. — В глазах Джейка горело бешенство. — Когда ты захочешь поговорить со мной, ты знаешь, где меня найти, — сказал он, удаляясь.
— Джейк!
Он остановился.
— А что случилось с Дмитрием?
— С Дмитрием? — он повернулся к ней.
— С мальчиком-греком, который работал у меня, что с ним?
— Не знаю, Консуэла.
— Джейк, эти мальчики — моя семья.
— Тогда получше заботься о них.
Из квартиры Марио Моранди в Ницце открывался прекрасный вид на Средиземное море, а маленький балкон выходил на гавань. Квартира была маленькая, но в светлых комнатах было много воздуха и только самая необходимая мебель. Вещи, как заметила Сара, были подобраны случайно, но сам Моранди смотрелся здесь очень мило. Правда, он казался слишком большим для такого гнездышка. Стены были беспорядочно увешаны картинами разных размеров. Моранди робко признался, что почти все написал он сам. Рассматривая их, Сара вертела головой, подходила и отходила, но вынуждена была признаться себе, что ничего ужаснее не видела никогда.
Моранди безнадежно пытался скрыть детскую гордость: она светилась в глазах.
— Вам что-нибудь понравилось? — робко спросил он.
— Да, одна очень понравилась, — улыбнулась Сара. — А какую вы хотели бы мне подарить?
— Мою любимую. — Его щеки слегка порозовели.
— Так какую же?
— Вот эту. — Он потянулся, чтобы снять картину с крючка.
— О! — воскликнула она, принимая картину. — Понимаю, почему вы так ее любите. В ней так много… глубины. О да, да… Это прекрасно…
— Я запечатлел в ней идею метемпсихоза, — подсказал он.
Она удивлено повернулась к нему.
— Именно об этом я и подумала, — сказала ошарашенная Сара. — А как она называется?
— Боюсь, у нее нет названия, — извиняющимся тоном сказал он. — Почему бы вам самой не дать ей название?
— Ах да, сейчас посмотрю… подумаю. — Она пыталась сообразить, что такое метемпсихоз. — А, конечно, — сказала она, стараясь оттянуть время, — я знаю, как ее назвать.
Он нетерпеливо ждал.
— Да, это несомненно подойдет, — решительно заявила она. — Другого названия и быть не может.
Его нетерпение нарастало.
— Я бы назвала ее… «Душа в полете».
Его взгляд выразил обожание.
— Удивительно, — пробормотал он с благоговением. — Просто удивительно!