Голос Брекена окреп, это был голос крота, которому вдруг открылись неведомые ему дотоле таинственные значения слов. Он дарил Кеану любовь, которая живет в душе каждого крота.
— Но Ребекка... Она здесь, Кеан, ибо она касается твоего сердца своею любовью... Нет ничего такого, что ты смог бы еще узнать или почувствовать, — она сполна одарила тебя всем, — уже нет того, чего бы ты не знал или чего бы не чувствовал... Ее любовь — любовь самой земли и наших нор, в которых проходит время нашей жизни, солнце, согревающее нас по утрам, блаженство сна, дающего покой и отдохновение нашей мятущейся душе. Она там, в лугах, по просторам которых носились вы со Стоункропом, — она была там всегда и пребудет там вовеки; она — любовь, ставшая твоей жизнью. Она здесь, Кеан, она с тобою...
Но Кеан не слышал его слов — он был уже на пути в иной, не знающий земных страданий мир.
Брекен так и держал лапу на его спине, хоть понимал, что Кеана уже нет. Он чувствовал тяжесть его коченеющего тела, что было некогда таким сильным и гибким.
— Она там — в лугах...— прошептал Брекен, и Кеан заторопился к ней, чтобы снова и снова танцевать на поблескивающих росами травах, чувствуя пятками их прохладу, а потом греть лапы на солнышке... Вместе со Стоункропом они резвились и плясали на огромном лугу, залитом лучами восходящего светила, становившегося с каждым мгновением все ярче, пока белый ослепительный свет не затопил собою все, оставив узкую полоску тени, падавшей от Данктонского Леса, где виднелись оставленные ими следы.
Солнце медленно заходило за далекие холмы, отсвечивая красным и розовым на облачках, появившихся на меркнувшем небе. Долины, лежавшие у подножия Данктонского Холма, залила синеватая дымка, которая постепенно сгущалась и темнела. Когда последние лучи солнца, освещавшие верхушки деревьев, погасли, он убрал лапу со спины Кеана и отодвинулся от него.
Ему было невыносимо одиноко. Казалось, что Кеан отправился в мир живых, оставив его, Брекена, в царстве смерти.
Он пошел прочь от холодного тела Кеана — сначала в лес, затем на поляну к Камню. Несчастный и неприкаянный, Брекен оставался там до самого наступления темноты.
Он хотел, чтобы какой-нибудь крот поговорил с ним так же, как он говорил с Кеаном, чтобы его успокаивали и гладили. Это позволило бы ему собраться с духом и вернуться в Древнюю Систему. Он понимал, что путешествие туда ему придется совершить в самое ближайшее время.
В ближайшее время, но только не сейчас, — смерть Кеана произвела на него очень тяжелое впечатление, да тут еще его собственные речи о любви, которые окончательно разбередили ему душу.
И все-таки существовал такой крот, который был знаком с ним и мог дать ему подобное утешение, — это была Ру. Едва эта мысль пришла Брекену в голову, он, не раздумывая ни минуты, покинул поляну, на которой стоял Камень, и поспешил вниз, гадая на бегу, удивит ли Ру его возвращение.
Стоункроп бродил по краю луга, продолжая поиски брата, которые он начал еще днем. Снова и снова он подходил к опушке леса и звал Кеана. Тот уже должен был вернуться в свою нору, но не вернулся. Это обстоятельство, а также смутное ощущение тревоги, разлитое в воздухе, не на шутку обеспокоили Стоункропа. Он не входил в лес вовсе не потому, что боялся Данктона — он не боялся никого и ничего, — просто он не хотел ставить брата в неловкое положение.
В конце концов ему пришлось пересечь границу леса. Едва ли не сразу он разыскал временную нору, в которой, судя по всему, его брат и находился все это время, и тут же заметил следы разыгравшегося здесь сражения. Едва Стоункроп спустился в нору, он почувствовал страх и ужас, которые, казалось, исходили от самих ее стен.
Это ощущение было столь неприятным, что он тут же поспешил выбраться из норы на поверхность и принялся разглядывать ближайшие окрестности в надежде понять, что же произошло здесь ранним утром. Он не боялся данктонских кротов, ибо был крупен и крепок — куда крепче своего брата Кеана, и потому осматривал полянку без ненужной спешки.
Вероятно, Кеан был тяжело ранен, иначе он вернулся бы на луг. Он вряд ли пошел бы в глубь леса, поскольку там могли скрываться другие данктонские кроты. Стоункроп обследовал всю землю от входа в нору до края леса и в конце концов обнаружил несколько примятых, испачканных кровью растений, свидетельствовавших о том, что Кеан пополз по лесной опушке в направлении вершины холма.