— Дак разные люди бывают. От волоса тут не зависит. Не от ума волос вылезает. Значит, природа такая, — успокоил он внука, — прибудет и у тебя ума. Учись вот да мамку с папкой слушайся.
Алик смотрел в окошко, удивляясь крутой дороге:
— Ух, как в самолете мы, дедушка!
Пруду, в котором вода кипела от купающихся ребятишек:
— Дедушка, а мы на речку пойдем?
Жеребенку, бежавшему за гнедой кобылой по лужку:
— Ой, какой красивый жеребеночек!
Ехал Степан и думал о том, что подрос человек. Лет через восемь и вовсе большой парень станет. В армию приспеет время идти. А сам-то он, поди, уж под уклон покатится. До шестидесяти рукой подать. Но это горечи у него не вызвало, потому что раньше времени стариком Степан себя считать не хотел. Он прибавил скорость, и тракторок вперевалку запылил по тракту.
А давно ли вроде вовсе махоньким приезжал Алик.
Для Ольги еще внове было то, что она бабушка. Возле себя Алика держала, сказки про медведя — липову ногу рассказывала. Любил внук смотреть, как Ольга прядет шерсть для носков. Теребит за этакую бороду, привязанную к палке, а веретено у нее так и танцует под рукой. Иногда далеко уходит гулять по полу. Вроде само собой. Алику интересно.
— Ой-ой, бабушка, оно за дверь убежит.
— А мы его возвернем, — довольная собой, говорила Ольга и поворачивала веретено к самым ногам. Веретено прыгало, урчало, попав в щель на полу. Для Алика невиданная забава, лучше любой заводной игрушки.
А когда Алика первый раз привезли отец с матерью в Лубяну, всех он усмешил, спутал козу с коровой. Нарочно потом расспрашивали его: а это кто, а это?
Алик неуверенно отвечал: корова, нет — коза, нет — корова. И в глазах смятение: кто же, в конце концов?
Степан в нарядных, подаренных Сергеем брюках и кителе приседал перед внуком и учил:
— Эх ты, сундук, сорок грехов. Ты по бороде опознавай. У козы борода. Коза маленькая, а корова вон как сорокаведерная бочка.
Вот и теперь, скосив глаза на Алика, Степан спросил:
— Ну-ко, скажи, кто это там по опушке ходит?
Алик стрельнул лукавыми глазами:
— Жирафы, дедушка.
Вот и возьми его теперь за три копейки. Не проведешь!
— Дедушка, а ты меня на лошади научишь ездить? Чтоб верхом, как наездник? — спросил Алик.
— Вот у меня конь железный. На нем сколь хошь езди, — сказал Степан.
— Нет, я хочу на настоящей лошади. Я наездником, дедушка, буду. Есть такая школа верховой езды. Я уж это точно решил.
— Ну-ну, — сказал Степан, слегка удивившись этому разговору. Он вон сопливым огольцом в чаду и пыли за Парменовым трактором целую версту мог бежать, только бы слышать, как «фордзон-путиловец» стреляет мотором. Запах горючего был самым милым. По звону да бряку в карманах узнавали в темноте, что идет он. А этот на лошади мечтает ездить. Трактор ему нипочем. — Сходим на конюшню, наглядишься, — успокоил он внука.
— Ты знаешь, дедушка, какие лошади умные!
— Как не знать, лошади, они…
— Нет, ты послушай, вот я читал… На границе ранили бойца, так конь нашел его, на колени встал. Боец на него кое-как забрался, и конь его довез. Вот какой умный!
Дорога загнула последний крюк и выбежала на берег Чисти. Это место Степан пуще других любил. Отсюда с высоты далеко видать заречные луга, в которых серебряными подносами стоят светлые озера, густо-синие гряды соснового бора ширятся за ними.
— Вот смотри, Алик! Рыбачить пойдешь. Если хочешь, в ночное съездим. Я с Петром Максимычем, конюхом, поговорю. Он старик добрый. Про лошадей неделю может, вроде тебя, без отдыху говорить.
— Ой, дедушка, какой ты хороший, ну просто самый лучший человек! — крикнул Алик и запрыгал от радости на сиденье.
Наконец подъехали к дому. Навстречу, вытирая руки о фартук, торопилась красная от печного жара Ольга. Глаза на мокром месте.
— Аличек приехал. Жданой, — прижала к груди. Он задохнулся, вырвался, вытер щеку от поцелуев.
— Ну что ты, бабушка, прямо на улице, — и оглянулся: не видел ли кто?
«Ишь, стесняется уже», — заметил про себя Степан.
С Ольгой потолковали. Внук показался худым, бледным. На деревенском воздухе, может, окрепнет. Тут уж Ольга не даст промаху, молоком отпоит. В городе простору никакого, иной раз дыхнуть нечем, одна гарь.
Сдал Степан на руки жене внука и поехал на силосование. И так промедлил все утро из-за этой Аликовой оплошности, надо наверстывать. Не успел он вечером вылезть из кабины, как Алик бросился к нему.