— Да, это был рабский труд. И, тем не менее, я должен отдать должное своему старику. Я и по сей день помню, что цена доллара — это пот и боль в мышцах. Теперь-то я зарабатываю кучу денег, но я их действительно зарабатываю тяжким трудом. Можете не сомневаться.
Внезапно ее осенило.
— Вы, должно быть, и сейчас перестраиваете те стены? — Он кинул на нее быстрый взгляд.
— Как вы догадались?
Николь не ответила… Вот, значит, каким образом ему удается поддерживать такую хорошую форму! Он продолжал вспоминать:
— И за мое образование отец тоже не платил. Летом я обычно работал на заводе, на автоматических линиях. И даже учась в школе, я работал. Мыл посуду, натирал полы.
Это переворачивало все ее представления о нем как, об избалованном ребенке, выросшем в богатстве, рожденном для того, чтобы повелевать.
Он остановился, снова бросил в воду камешек, как бы прогоняя горькие воспоминания.
— Но Фрэнк говорил, что вы защищали диплом. А это ведь дорого стоит.
— Да, докторская степень по аэронавтике стоит недешево. Мне платили стипендию, но в основном я расплачивался армейскими деньгами.
— Вы служили в армии?!
Николь не могла себе представить, чтобы он подчинялся чьим-то приказам.
— Четыре года в авиации. — Он произнес это с неожиданной горечью.
— Там вы и научились летать?
— Нет, права пилота я получил в шестнадцать лет.
Как же много он успел в своей жизни!
— А сколько вам сейчас?
— Тридцать четыре.
Тридцать четыре… Николь прикинула разницу в возрасте между ними. Она еще играла в садике с детьми, а он уже учился в колледже. И еще кое-что пришло ей в голову. Он, наверное, служил во Вьетнаме. Этим, должно быть, и объясняется горечь, прозвучавшая в голосе минуту назад. И вероятно, по этой же причине он отказался от производства военных самолетов.
Они уже отошли далеко от остальных. Никого больше не было видно. Песчаный пляж кончился, уступив место валунам и галечнику. Несколько минут они молча перепрыгивали с камня на камень.
— А вот так вы можете? — подзадорил Джеймс. С легкостью, неожиданной для человека его роста и телосложения, он совершил акробатический прыжок через сложное нагромождение камней и приземлился, на большой валун.
Николь легко повторила все его движения. Ноги ее двигались как в танце, как будто бы сами по себе. С торжествующим возгласом она опустилась на камень рядом с ним.
На короткое мгновение они оказались почти вплотную друг к другу. Николь замерла, затаила дыхание. Осознала, что жаждет его объятий. И в первый момент ей показалось, что сейчас это произойдет. Глаза его сверкнули жарким пламенем, затем этот огонь погас. Тень печали легла на его лицо. А может быть, ей просто так показалось в темноте.
— Неплохо, — небрежно заметил он. — Скажите, Николь, до каких пор вы собираетесь состязаться со мной?
Не дожидаясь ответа на этот загадочный вопрос, он спрыгнул с валуна и пошел дальше по кромке берега.
С ужасающей ясностью прозрения, какое случается не чаще одного-двух раз в жизни, Николь поняла, что наступил решающий момент. Она сознавала, что ей не следует идти за ним. Надо повернуть назад, вернуться к остальным, к прежней жизни, безопасной и предсказуемой. Разве можно связывать свою жизнь с таким сложным человеком и при этом остаться невредимой?
Однако какая-то другая потребность, более глубинная, более настоятельная, удерживала ее. Она молча спрыгнула с валуна и поспешила за ним. Нагнала его уже на песчаном пляже, на другом конце острова. Некоторое время они шли молча. Перед ними, сверкая и переливаясь в лунном свете, расстилался Атлантический океан, пустынный и безбрежный. Впервые за все время его вид вселил в нее страх.
Джеймс заговорил голосом, напряженным от сдерживаемого волнения:
— Я действительно нередко смотрю на жизнь как на цепь бесконечных состязаний. Но в любом соревновании надо знать, чего хочешь добиться. Надо точно знать, нужен ли тебе этот приз. Если есть хоть малейшие сомнения, обязательно проиграешь. Вы понимаете, что я хочу сказать?
— Да… наверное.
— Не уверен.
Он остановился. Обернулся к ней.
— Николь, по-моему, ты затеяла бессмысленную борьбу со своим собственным сердцем. Ты когда-нибудь об этом думала? Пыталась взвесить, что ты выиграешь, а что потеряешь?
У нее застучало в висках.
— Я не понимаю, о чем вы…
— А, по-моему, ты все понимаешь. Ну, пожалуйста, Николь, перестань упрямиться. Ты это делаешь больше по привычке. Послушай же свое сердце. Ты ведь влюблена в меня.
Нет! Нет! Но слова эти вслух не произносились, сметенные вихрем сомнений. Когда-то она готова была его возненавидеть, могла оттолкнуть не колеблясь. Но теперь она узнала его с другой стороны… Человек высокой духовности тонко чувствующий и восприимчивый… Человек, который мог бы увлечь ее на всю жизнь!
В следующее мгновение она оказалась в его объятиях. Слова уступили место магическому и сладкому языку желания. Она ощутила его жадные, требовательные губы на своих губах и с готовностью отдавала все, чего требовали эти губы. Их влажные горячие языки сплелись в страстном диалоге, который длился, казалось, целую вечность. Джеймс теснее прижал ее к себе, и ее тело поддалось, стало мягким как воск. Казалось, каждая клеточка ее существа сейчас расплавится в огне, который он разжег.
Руки его медленно поглаживали ей спину. Это было так приятно, что она застонала. Оторвалась от его губ. Он стал покрывать поцелуями ее шею. Николь изогнулась, и весь мир закружился в сладком тумане. А потом наступило такое ощущение, как будто оба они оторвались от земли и плывут, плывут в воздухе.
Она не знала, сколько времени прошло. Услышала, как он шепчет ее имя, почти касаясь губами ее уха.
— Николь… Николь… — стонал он.
Теперь его руки нежно обхватили ее голову, как будто это был драгоценный сосуд. А губы продолжали шептать у самого ее уха.
— Драгоценная моя… скажи, что ты меня любишь. Николь не могла произнести ни слова и лишь медленно кивнула в ответ.
Его страсть взорвалась с новой силой. Губы впились в ее рот, а рука в это время развязала шарф у нее на талии. Рубашка распахнулась. Все ее тело затрепетало от прикосновения его рук. Одним движением он скинул рубашку с ее плеч. В следующее мгновение расстегнул бюстгальтер ее бикини и отбросил на песок. Ощущение прохладного воздуха на коже было восхитительным.
Одной рукой он крепко прижимал ее к себе, в то время как другая ласкала ей спину, плечи, потом медленно спустилась вниз, нежно обхватила грудь. От этого интимного прикосновения внутри у нее вспыхнуло пламя. Такого Николь еще не испытывала никогда в жизни. Пути назад не было — теперь она это знала. Она жаждала, чтобы он овладел ею.
Но этому не суждено было случиться. Послышались чьи-то голоса, они приближались. В одно мгновение Николь вернулась к реальности.
В панике она вырвалась из его рук. Голоса раздались совсем близко. Послышался мужской голос, а за ним — серебристый женский смех. Шейла Причард!
В отчаянии Николь искала глазами свои разбросанные вещи. Рубашка лежала в нескольких шагах, но лифчика нигде не было видно. Всхлипывая от унижения, Николь опустилась на колени и стала шарить в песке.
— Джимми! — Голос Шейлы перешел в гомерический хохот.
— А, вот и он, — произнес мужской голос.
— Ах, дьявол! Дьявол! — услышала Николь приглушенный голос Джеймса.
Они уже подошли совсем близко. Искать лифчик было некогда. Николь поспешно поднялась, накинула рубашку, стянула на груди.
Шейла шла, шатаясь, поддерживаемая мужчинами с обеих сторон. Николь не могла сообразить, что им видно в темноте.
— Ах ты, бессовестный! — Шейла, по-видимому, здорово напилась. В этот момент она увидела Николь. — Что, нам опять понадобилась помощь?
Джеймс стоял с каменным лицом, скрестив руки на груди.