Мы забрели на Ленинские горы; в лесном массиве оказались около какой-то заброшенной дачи; решили уединиться, перелезли через забор, и только направились к строению, как стали спотыкаться о какие-то натянутые проволочки. Я сразу подумал: «Это неспроста, это похоже на сигнализацию. Наверняка дача — закрытый объект».
Но повернуть назад мы не успели — нас окружила милиция. Привезли в участок, заставили писать «объяснительные записки», содрали штраф. Оказалось, мы влезли на правительственную дачу.
Приключение получилось не из приятных, и представляю, как повела бы себя Татьяна — в меня полетели бы ругательства, обвинения в «отсутствии разума». А Лена — молодец! Еще в милиции рассмеялась:
— Ну разве мы похожи на грабителей?! — и дальше совсем по-детски: — Отпустите нас, пожалуйста, мы больше не будем.
Через несколько дней я снял на окраине недорогую однокомнатную квартиру и предложил Лене «поиграть в семью». Она с радостью согласилась и бросилась обустраивать наше жилье: привезла от родителей свою одежду, посуду и вызвалась купить «собственные постельные принадлежности», которые у них за городом «дешевые и красивые — в розовый цветочек». Для этой цели мы наскребли последние деньги и она поехала. Через час звонит с вокзала:
— Приезжай, у меня нет пятака на метро.
Оказалось, в электричке встретила цыганку, и та обобрала ее. Такая доверчивая лаборанточка.
С Леной мне хорошо и спокойно, нервы себе не треплю и рядом с ней, дурочкой, чувствую себя умным и значительным. Она ухаживает за мной, как заботливая мамаша: готовит вкусные супчики, стрижет, бреет и моет меня, и ублажает простенькими рассказами о своей лаборатории. Когда же я что-нибудь рассказываю, слушает, как примерная ученица.
И весь наш быт она расцвечивает незатейливыми веселыми песенками — поет даже в постели. Что и говорить, у нее легкий характер, и главное — она ничего не требует от меня, не то что взбалмошная Татьяна.
Лена одевается скромно, у нее нет воздыхателей, ее не тянет ни в какие компании; после работы она всегда находит себе занятие: что-нибудь вяжет или шьет, или разгадывает кроссворды, то и дело выспрашивая у меня слова и, если я угадываю, ликует:
— Ты такой умный, прямо не знаю!
Как-то я засиделся в баре с друзьями, потом один из дружков затащил к себе. В общем, ночь провел в бурном застолье — не очень-то и хотел, так получилось. Вернулся домой, сообщил Лене что загремел в милицию — разнимал одних дерущихся, ну и продержали всю ночь в камере с уголовниками.
— О, господи! — ужаснулась моя «супружница». — Ведь уголовники могли тебя убить!
Она сделала мне примочки на лоб и, поглаживая, приговаривала:
— Бедненький ты мой!
Как-то я сделал ей легкое замечание по поводу ничтожного прегрешения — как-то вылетело само собой. Лена забеспокоилась, зашмыгала носом и плаксиво, робко протянула:
— Я постараюсь… Больше не буду, — и тут же миролюбиво заключила: — Но ведь ты выбрал меня из многих женщин, значит я тебе понравилась. А разонравлюсь, брось и найди другую.
На нее нельзя злиться — она наивная, добросердечная. Так что, теперь я почти счастлив.
С работой пока не очень везет — в смысле, она бывает от случая к случаю, но я хотя бы делаю то, к чему лежит душа, и никто на меня не давит; сделал работу, получил денежку и пока! Не всегда хорошо получается; часто даже плоховато, и заказчики бурчат:
— Можно сделать лучше.
Скажу честно: оформление витрин не моя сильная сторона, но надеюсь, года через два наберусь опыта, стану делать лучше.
А вообще-то моя сильная сторона — макеты разных зданий, дворцов — здесь я мастак (когда-то был подмастерьем у столяра макетчика, аса в своем деле), — такую работку трудновато найти, но я думаю, найду. И тогда буду счастлив полностью, ведь собирательный образ женщины уже вылетел из моей головы.
А пока днем тружусь над витринами, по вечерам смотрю «телек» и тискаю свою симпатичную дурочку. И если что не так сказал, простите меня. Ну таким я родился. Как ни крути, а хорошо, что все мы разные.
Самое смешное, здесь снова всплыла Татьяна. Как узнала про мою лаборанточку, позвонила (и как разыскала телефон?!) и захныкала:
— Надо встретиться, очень надо, — и уже называла меня «порядочным, умным».
Я слушал и усмехался, ведь до этого был «без мозгов, без цели», «болванчиком» одним словом, и вдруг так поумнел, возвысился. Я мягко дал ей понять, что между нами все кончено и у меня любовь. Повесил трубку и спокойно плюнул в сторону.
Но она позвонила еще раз. Тогда я обрезал ее: