— Перестань названивать! Я ведь не твоя подружка, над которой ты издеваешься по ночам! — сказал твердо, проявляя осведомленность в этой области.
И она оставила меня в покое.
Мотель на автостраде
На вечерней автостраде его было видно издали — в стеклянном блеске, точно гигантский аквариум, он стоял на развилке шоссе и служил пристанищем водителям тяжелых, забрызганных грязью грузовиков, разных запыленных «пикапов» и малолитражек всех марок. При гостинице имелись ремонтные мастерские, бензоколонка и газетный киоск. Холл гостиницы круглосуточно заполняла разношерстная публика: небритые, в промасленных комбинезонах шоферы дальнобойщики, пестро разодетые автотуристы — одни бледнолицые, спешившие к морю, другие — загорелые, возвращающиеся с юга, с корзинами крепких ароматных плодов, всякие незадачливые водители, ремонтирующие свои транспортные средства в боксах мастерских; и местные жители, ожидающие автобусы в поселки, разбросанные на просторах всей области.
Марина каждый вечер приезжала в мотель — там было шумно и весело, в холле играла музыка, продавали крепкий кофе. Наблюдая за людьми, прислушиваясь к их разговорам, а иногда оказавшись за одним столом и беседуя со случайными посетителями, Марина чувствовала себя причастной к другой, интересной, насыщенной жизни, и на время забывала о безысходном, тягостном одиночестве в своем захолустном поселке. Уже около года она учительствовала в том поселке, но так и не обзавелась друзьями. Да и с кем там было дружить, если большинство посельчан только и думали, как бы забить погреба урожаем, нагнать самогона и напиться, а пили все — от стариков до детей. Поселок находился в десяти километрах от автострады, через него пролегала асфальтовая дорога; шоссе было добротное, местный транспорт катил беспрерывно, и обычно посельчане, не дожидаясь автобуса, в близлежащие города добирались на попутных машинах. Марина ездила в мотель только на автобусе, боялась местных шоферов — те часто садились за руль нетрезвые.
Она очутилась в поселке по направлению, после окончания биофака Киевского университета. Учителя школы встретили молодую горожанку настороженно — в большинстве пожилые люди, они энтузиазмом не отличались — просто отрабатывали свои часы; с детьми говорили назидательным тоном, за малейший проступок выгоняли из класса; в пример ставились тихие, послушные мальчишки, а девчонки — энергичные, активные, уверенные в себе. Учителя были местными, имели большие семьи, приусадебные участки, огороды, держали скотину — им не хватало времени на собственные заботы.
Ученики вначале встретили «химичку» насмешливо — маленькая, худая, большеглазая, с мягким, обволакивающим голосом — она выглядела подростком — ровесницей своих семиклассников, но когда Марина рассказала про алхимиков и шелк, который получают без ткацкого станка, поставила опыт с невидимыми чернилами, ученики прониклись к ней уважительным любопытством, а затем и полюбили ее — после того, как Марина организовала сбор семян акации для лесопосадок и ребята сдали двадцать бидонов стручков, а на заработанные деньги совершили поездку на теплоходе по Днепру.
Марина была прирожденным учителем — понимала подростков, проявляла к ним заинтересованность, рассматривала их забавы и увлечения как серьезные, важные дела, и принимала всех ребят: сообразительных и тугодумов, прилежных, усидчивых и взбалмошных непосед, и лентяев. Она прекрасно знала — в убогой, пьяной, невежественной среде, которая окружала ее подопечных, трудно развиться личности, и по мере сил старалась выявить таланты, облагородить души; и знала также, что на сознание подростков в большей степени, чем книги и фильмы, воздействует прямое общение с учителем.
Как-то осенним вечером Марина сидела за чашкой кофе в холле мотеля; за окнами по шоссе проносились огни, слышались сигналы машин; в соседнем боксе механики ремонтировали «Москвич»; рядом на складных стульях сидели владельцы легковушки — седеющий мужчина с внуком. Мужчина пил чай из термоса, мальчишка ел ягоды и гладил собаку, жившую при мастерской. К мотелю подрулил «фиат», из него вышли иностранцы; жестикулируя, перекидываясь словечками, заспешили к гостинице.
— Вот агрегаты так агрегаты, — сказал кто-то за спиной Марины.
Обернувшись, она увидела черноволосого молодого мужчину в свитере грубой вязки и задубелой кожаной куртке; он держал чашку кофе и, кивая на «фиат», прищелкивал языком.
— Верно? — обратился к Марине, широко улыбнулся, подсел за стол. — У них, у капиталистов, все загнивает, рушится, а у нас все ширится, цветет… но почему-то мы их, чертей, никак не догоним?