Левутин, пройдя сорокалетний рубеж, окончательно запутался в сексе. Одно время кадрил школьниц, развращал малолеток, но их приходилось «слишком долго обрабатывать»; случалось, только распалится, как девчонка убегала; тогда он «выписывал дежурную малышку» — тридцатилетнюю миниатюрную «сексапильную» женщину. Она приходила к нему с портфелем, переодевалась в школьную форму и, капризно попискивая, разыгрывала невинную школьницу — вскидывая глазки, вопрошала:
— Вы знаете, кто пишет хулиганские слова в вашем подъезде?
— Кто?
— Я!
Затем доставала из портфеля презерватив, надувала шарик и кокетливо посмеивалась:
— А мой мальчик не разрешает мне надувать шарики и целоваться со взрослыми дядями.
Постепенно (за один вечер), как бы игрушечно, «школьница» постигала с Левутиным десятки способов любви и в конце концов превращалась в ненасытную развратницу.
К пятидесяти годам Даюнова всерьез потянуло в тургеневские времена, он захотел начать все сначала, быть однолюбом, иметь семью, детей, заниматься плаванием и теннисом (поменять свой вид спорта и, наконец, использовать ракетку по назначению).
Теперь он осуждал молодых людей, которые шли по его стопам; правда, они стоили осуждения — их путь был с огромным перевесом в худшую сторону и вел не в тупик, а в пропасть.
— Смотри, что получилось, к чему пришло наше общество, — раздраженно говорил Даюнов единомышленнику по сексуальным делам. — Сплошной наглый разврат, алкоголизм, наркомания, проститутки четырнадцати лет, ругаются матом…
— И никакой культуры секса, — вставлял Левутин.
— А в наше время, вспомни! — продолжал Даюнов. — Пляжи в Серебряном бору, в воздухе легкий флирт. Отношения между людьми были гораздо чище. А теперешнее поколение — люди без совести… И все наши женщины учились, работали, хотели обзавестись семьей, а у теперешних одни «бабки» в голове… А более-менее умные стремятся укатить за границу. Самых красивых увозят в Турцию, Италию, заманивают в варьете, а отдают в публичные дома. Что делается?! Мы теряем генофонд нации!
— Через десяток лет по улицам будут шастать одни уродины, — соглашался Левутин и возмущенно восклицал: — И это в России, которая всегда славилась красивыми бабами!
Самое смешное, в сравнении с молодым поколением, Даюнов в самом деле выглядел всего лишь художником с повышенной чувствительностью к красоте, а Левутин — не больше, чем истинным ценителем женского тела. Не удивительно, что они и сами себя таковыми считали — когда они сравнивали теперешнее положение дел в любовной сфере со своим временем, у них прямо-таки вырастали крылья, они превращались в ангелов и начисто забывали о «разбитых сердцах». Ну, а если вспомнить об этих «сердцах», о тех, кому они причинили немало страданий, то придется констатировать — что бы ни говорили женщины о главных качествах, которые ценят в мужчинах: об уме и таланте, порядочности и доброте, Даюнов блестяще опроверг эти разглагольствования, показав, что все решает умение любить. А Левутин и это опроверг, доказав, что большинство женщин прежде всего ценят в мужчине уверенность в себе и твердость повелителя. Впрочем, и тот и другой заканчивали свою сексуальную карьеру довольно печально.
Через несколько лет Даюнов все-таки познакомился с идеальной женщиной; в ней было все, что он искал в своих многолетних похождениях, но он уже был не тот — мало того, что сдал внешне (и, естественно, физически), потускнела его всегдашняя веселость, юмор оскудел. Они познакомились в компании, уединились на балконе… Даюнов разговаривал с идеальной женщиной, любовался ею; опираясь на свой колоссальный опыт, заранее представлял весь их роман и даже семейную жизнь, и приходил к неутешительному выводу, что на эту главную любовь у него не осталось сил. И женщина это чувствовала, и разговаривала с Даюновым снисходительно-иронично, от чего Даюнов обмякал еще больше.
Левутин в пятьдесят лет встретил потрясающую молодую женщину; внешне она была неотразима — длинноногая, длинноволосая с ярко-синими глазами, когда она шла по улице, мужчины останавливались и восторженно прищелкивали языком. Она была научным сотрудником, объездила весь мир, отлично говорила по-английски и по-французски, и переводила зарубежных поэтов; по уверенности в себе, она напоминала Левутина, но сверх своих талантов и тонкого ума, имела множество добродетелей, о которых сексуальный монстр имел неясное представление. Первый раз в жизни Левутин увидел в женщине не самку, а женщину и был ослеплен ее блеском. Он впервые потерял свою твердую волю и, ради этой необыкновенной женщины, был готов на все.