Как-то состоялся городской показ мод; его разрекламировали заранее: отпечатали афиши, завезли и установили в холле заграничные пластмассовые манекены. Рита показывала пляжный ансамбль — была в купальнике «бикини», широкополой шляпе, темных очках — Аня прямо-таки пожирала глазами подругу, а после того, как Рита покидала помост, гордо осматривала зал, давая понять, что именно она дружит с такой необыкновенной женщиной.
Показ закончился плачевно: в ожидании автобуса, пластмассовые манекены сложили во дворе, но забыли поставить сторожа. Этим воспользовались мужчины; подогретые увиденным в зале, они бросились подбирать голых истуканш: один взял голову с париком, другой — бюст, третий — ноги. Молодой кавказец, в отупелом половом возбуждении, сумел схватить целую красотку и, запихнув ее в машину, покатил — в заднем стекле только мелькнул круглый женский зад. Наблюдая эту сцену, Аня усмехнулась: «Как же мужчины балдеют от женской красоты!»
В этот момент появилась Рита в облаке французских духов, кивнула на оставшиеся идеальные пластмассовые формы и фыркнула:
— Уморительно! Лучше меня не бывает! Я молчу!
И Аня без колебаний согласилась с подругой.
Аня приехала из Тулы с отцом, воспитывалась у приемной матери; после окончания школы пошла в строительное управление, чтобы заиметь собственную жилплощадь; работала маляром и обойщицей. Через два года стройуправление выдало Ане ордер на комнату в коммуналке, в доме, где этажом выше жила Рита.
Аня смотрела на Риту, как на кинозвезду, как на представительницу клана избранных; выслушивала бесконечные рассказы Риты о поклонниках, показах, одеждах. Как всякая самовлюбленная женщина, Рита нуждалась в постоянном восхищении, испытывала потребность поделиться своей насыщенной жизнью. По вечерам Рита часто приглашала Аню к себе и, не щадя бедную маляршу, демонстрировала дорогие платья и украшения — вальсировала по комнате, то и дело посматривая на себя в зеркало. Потом, закурив и закинув ногу на ногу, перемывала косточки подругам манекенщицам, безжалостно поносила мужчин, которые «только красиво говорят», но не отвечают ее требованиям.
— Мужчина должен быть конструктивным, — изрекала Рита. — Чего-то представлять из себя, добиваться положения… Да и ухаживать наши мужчины не умеют. Кадрят, волочатся как барбосы. От таких разворачиваюсь и ухожу. Вот за мной ухаживал один итальянец. Наши на работе звали его «макаронник» — он макароны любил. Он был такой обходительный, внимательный… И тачку имел иномарку, — дальше Рита смаковала сексуальные моменты интимной жизни с «макаронником».
Выслушивая эту болтовню, Аня чувствовала, что в жизни Риты много наносного, бесцельного, но красота подруги, недосягаемый, загадочный мир манекенщиц и модельеров завораживали ее.
— Может тебе стать актрисой? — как-то сказала Рите.
— Вот еще! Это не престижно. Лучше быть проституткой, чем актрисой, — Рита презрительно усмехнулась и подернула плечом. — Развлекать кого-то, скажешь тоже! Это унизительно! Дурдом! Моя красота стоит дороже.
Кроме многочисленных явных, постоянных и случайных поклонников у Риты был еще один безропотный воздыхатель. Каждый вечер, возвращаясь с работы и проходя мимо углового дома, Рита чуть замедляла шаг и возносила глаза на второй этаж, где у окна стоял высокий худой парень с горящими глазами. Иногда этого парня Рита видела в кафе на соседней улице — он пил кофе и что-то читал. Однажды, заметив его в кафе, Рита решила дать парню возможность заговорить с ней и заодно продемонстрировать публике свой наряд — она была в узкой облегающей юбке и кофте крупной вязки, которая точно кольчуга, и показывала ее тело, и не подпускала к нему. Войдя в кафе, она взяла чашку кофе и села за стол в середине зала на самом видном месте.
Увидев Риту, парень покраснел, занервничал, но все же переборол трусость и подошел.
— Ах, это вы! — Рита удивленно вскинула глаза. — Все же у меня такая интуиция! Уморительно! Только сейчас подумала — встречу вас, и вот…
— Позволите? — он присел. — Меня зовут Виктор.
— Маргарита, — она откинулась на стуле.
— Я давно заметил вас, Рита.
— Пожалуйста, зовите меня не Рита, а Маргарита.
— Маргарита, — повторил он и уставился на ее брошь — блестящего паука.
Этот паук на ее кофте, точно сверкающая приманка, так и зазывал в свои сети.