- Убирайтесь из моего дома, - чуть слышно проговорила она. - У меня и так голова идет кругом, а тут вы еще вваливаетесь. - Чарли утерла кулаком слезы. нельзя показывать ему свою слабость. Она шмыгнула носом и поискала платок.
- Я не вваливался, дверь была открыта, - Фил старался говорить мягко и участливо.
- Ну так ваша свинья ввалилась. - И он, притворщик, еще имеет наглость проявлять заботу! Да она ни за что не попалась бы утром в ловушку и не согласилась присмотреть за Сэмом, если бы ее бдительность не притупили анальгетики. - Ввалилась свинья, а за ней вы, значит, вы соучастник взлома!
- Я прослушал двухгодичный курс права, и там это классифицируется иначе, ответил Фил, прохаживаясь по кухне.
- Знать ничего не хочу, - огрызнулась Чарли, с трудом поднявшись на ноги. - И слышать тоже.
Он еще говорил что-то мягко и нежно, волнуя ее своим голосом, но слова не доходили до Чарли. У нее голова кружилась, но найти объяснение странному, незнакомому доселе чувству она не могла, и, главное, она не испытывала гнева.
Фил замолчал, наступила гнетущая тишина, нарушаемая только стуком дождя, сопеньем Сэма и тиканьем настенных часов. Вот сейчас он заорет или скажет какую-нибудь гадость, ждала Чарли.
Но этого не случилось, напротив, двигаясь словно под гипнозом, она оказалась у него в объятиях, и слезы потекли ручьем. Что ты, дурочка, делаешь? Ответа она не знала, просто обняла его и очутилась там, где покойно и надежно, куда не долетают житейские бури. Чарли прижалась к его груди, ей стало тепло и уютно.
Рыданья стихли, слезы высохли, но зато потекло из носа. Фил слегка отстранился и вынул чистый носовой платок.
- Я всегда ношу запасной, - сказал он. Эта ничего не значащая фраза почему-то показалась Чарли удивительной.
- Высморкайтесь.
Она так и сделала и, возвращая платок, сказала:
- Вы будто воспитательница в пансионе. Они снова помолчали, и снова Фил прижал ее к себе. Чарли слышала, как сильно бьется у него сердце, и вдыхала терпкий запах мужского лосьона.
- Расскажите, как прошел день, - попросил Фил.
Слова у Чарли хлынули потоком, словно прорвалась плотина, а он лишь нежно поглаживал ее по спине.
- Я даже одеться не могла, - захлебываясь, повествовала Чарли. - Обычно я ношу пуловеры, а без правой руки мне ни пуговицы, ни крючка, ни молнии не застегнуть, вот я и хожу в этом платье.
К тому же старом, но это она сказала уже про себя. Мне его сестра Мэри подарила, а она десять лет как умерла!
- А почему вы босая?
- Я.., не нашла туфли. Одна потерялась, а дверца шкафа защелкнулась, и мне одной рукой ее не открыть... - Чарли вскрикнула.
- Болит рука?
- Да.
- Что еще случилось?
- Я хотела приготовить яичницу на завтрак, но уронила ее на пол, поэтому поела только тосты. И еще я не могла прибавить посильнее газ, знаете, как трудно без правой руки.
Фил сочувственно ахнул и погладил ее по плечу.
- Надо было соскрести яичницу с пола, обмыть и съесть.
- Я и хотела, но Сэм меня опередил.
- Как я не догадался! Что еще?
- Потом я решила вывести Сэма, нашла старую веревку, привязала ему на шею и выпустила его, а он...
- А он слопал веревку. Знаю.
- Он убежал, а я подумала, что вы вернетесь домой, накричите на меня, и испугалась...
- Испугались, что я накричу? - Он в недоумении поднял брови.
- До смерти. Потом началась гроза, а я ее боюсь.
- Но это ведь не самое ужасное, не правда ли?
Чарли поежилась и замерла, вглядываясь в его серьезное лицо. Может быть такое, чтобы мой сосед, этот воинственный Аттила <Аттила - предводитель гуннов (? - 453).>, беспокоился обо мне? Мог ли он так сильно измениться или просто готовит новое унижение?
- Расскажите мне все, - уговаривал Фил.
- Трудно объяснить. - Она нервно отбрасывала здоровой рукой кудри, а они снова падали ей на лицо. Чарли чихнула и решилась открыть перед ним свою душу - пусть разбирается, тем более что он сказал успокаивающе:
"А вы попробуйте". Это побуждало к откровенности. - Я стала учиться играть на скрипке в восемь лет, - начала Чарли и уткнулась носом ему в жилет. Долгие годы это было моим спасением. Когда меня очень уж обижали, я играла, и музыка, даже упражнения, успокаивала. Моим миром была музыка, а теперь...
- А теперь вы не можете играть. - Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.
- Да. У меня смычковая - правая рука, я не смогу твердо держать смычок. Все кончено, по крайней мере на шесть недель, а может, и дольше. - Она замолчала, посмотрела на него снизу вверх, и в ее глазах можно было прочесть то, что она не договаривала: я не могу и шести недель прожить без музыки.
- С рукой действительно так серьезно? - Он с нежностью перебирал пряди ее волос.
А Чарли вдруг испугалась: неужели он смотрит на меня как на свою собственность?
Больше всего Чарли боялась, что какой-нибудь самец неожиданно набросится на нее и попытается подчинить своей воле. Это уже было! Она постаралась говорить как можно равнодушнее:
- Указательный и другие пальцы ушиблены, а мизинец сломан. Я не могу найти у себя ничего болеутоляющего и схожу с ума.
- Может... - он заколебался, так как ничего не знал о ней, - может, вам поехать домой к маме?
- Это невозможно, - Чарли тяжело вздохнула. - Папа и мама умерли, а братьев и сестер у меня нет. Я выросла в приюте Сестер Милосердия.
- Тогда надо обратиться за помощью к соседям.
- У меня нет...
Фил усмехнулся, а она замолчала, подозрительно глядя на него и слегка отодвинувшись.
- Вы мой единственный сосед, - почти прошептала Чарли.
- Хорошо, что вы это поняли. Значит, о вас позабочусь я.
- Я не уверена, что мне этого хочется.
- Поверьте, вы будете в восторге.
- Не думаю, что могу вам доверять.
Фил расплылся в улыбке:
- Не можете доверять? Да Сэм будет с нами каждую минуту. Лучшей дуэньи вам не сыскать, так что не упрямьтесь.
- Разговоры для деревенских дурочек, - мрачно заявила Чарли и отодвинулась еще немного, так что пальцы Фила едва держали ее тонкую талию.
Не давай ему прикасаться! Но, как назло, именно в этот момент разразилась гроза. Молнии полосовали остров и сокрушительными ударами обрушивались на громоотводы обоих домов - единственные возвышения на этом небольшом пространстве. Дом содрогался. Чарли замерла, и, когда оглушительный раскат грома вывел ее из оцепенения, она снова спряталась в единственном сейчас укрытии - объятиях Фила.
- Вот видите, Чарли, - спокойно сказал Фил, обнимая ее, - у мужчин все же есть кое-какое предназначение.
Она дрожала, но, овладев собой, наконец отодвинулась от него. Он нехотя ее отпустил. Этому мужику нельзя давать воли: на минуту расслабишься - и очутишься у него в постели. Обещает заботиться обо мне? Ха-ха! Пусти волка в овчарню! Может, его как-то отвлечь? Она отошла на безопасное расстояние и, хотя не имела ни малейшего понятия, как отваживать сердцеедов, решила попробовать:
- Я хочу есть.
- Накормим. - Он сказал это так дружелюбно, что ей стало стыдно за свои подозрения.
- Вы умеете готовить?
- Хотите консервированную фасоль?
- Только не фасоль. Может, яичницу с ветчиной?
- Нет ничего проще. - Он наклонился и прошептал ей на ухо:
- Будет вам ветчина, но Сэм очень чувствителен к подобным названиям, поэтому я ветчину именую ростбифом.
Фил почти коснулся губами мочки ее уха, и Чарли вздрогнула.
- Хорошо, - согласилась она, стараясь не придавать значения охватившему ее непонятному чувству, - пусть будет ростбиф. И свежесваренный кофе, а то я весь день пила какое-то холодное пойло.
Судя по всему, готовить Фил умел. Чарли села в кресло, поджав под себя ноги, и с удивлением наблюдала за его хлопотами. Сэму все это надоело, и, покружив вокруг кресла, он плюхнулся у ее ног.
Фил насвистывал что-то из "Пейзанских пиратов" <Оперетта английского композитора А. Салливена (1842-1900).>, о чем можно было только догадываться. Чарли знала эту оперетту наизусть, и если это действительно были "Пейзанские пираты", то он пропускал слишком много. Но, как говорится, беднякам не приходится выбирать. А когда он вдруг выбежал из кухни в спальню и вернулся с голубыми комнатными туфлями в руках, она почувствовала искреннюю благодарность, так как пол был холодным.