— Ну как, Шеломов, не подведут ребята?
— Не должны.
— Посмотрим, какой ты организатор. Как с дисциплиной у вас, с сознательностью.
Подошел Рюмахин, за ним Илька Поляков. И Кабанова пришла. А где Игнашов? Да вот идет! Даже Данька Тесов здесь. Ну, тогда все в порядке. Пятнадцать, шестнадцать. Но где Нина Богданова?
— Богданова комсомолка? — спросила Яблочкина.
— Да.
— Тем хуже для нее. Проверишь, Шеломов, почему она не пришла. Надо с первого же дня пресечь всякую недисциплинированность и разболтанность.
Подъехала грузовая машина. Из кабинки вышел Русаков. Поздоровался.
— Как будто все в сборе. Тогда приступим к делу. — Он достал из кармана записную книжку и громко сказал: — Лукерья Кабанова — в мастерские на склад запасных деталей, те, кто из Посада, — в распоряжение дорожного мастера — поможете закончить мост через Посадку, остальные на машину. Вера Викентьевна, вы не с нами?
— Мне надо в школу, к Егору Васильевичу.
— Тогда по коням!
И когда все уже были в кузове машины, показался Андрей Кочергин. Бежал, припадая на левую ногу, опираясь на палку, и Игорю казалось, что он слышит скрип протеза.
— Подождите, ребята!
Игорь забарабанил по крыше кабинки.
Русаков откинул дверцу. Потом сошел и сказал нарочито сурово подбежавшему Андрею:
— Опаздывать нельзя. — И подтолкнул к кабинке. — Садись на мое место!
— А вы к нам, Иван. Трофимович! — и десяток рук потянулись через борт машины.
Тут же рядом с ним стояла Яблочкина. Она смотрела на него улыбаясь, даже с некоторым превосходством и проговорила тихо:
— Теперь видите, какие наши ребята!
— Вы о Кочергине? — спросил Русаков и, не ожидая, что ему ответит Яблочкина, перемахнул через борт.
Машина тронулась в путь. И сразу за Большими Пустошами — боры, чернолесье, поля. Совсем рядом с дорогой, в низине, сверкнула река, багряно засветились сосны, забелела вдалеке березовая роща. А вокруг — деревни. Одни на холмах, другие на речных спусках, третьи притулились к лесу. Конечно, ребята бывали здесь: ходили по грибы, ездили за дровами, иные рабатывали в поле. Вот озимое поле. Самое большое озимое поле. Сто гектаров. Гордость колхоза. И даже его будущее. Оно раскинулось от края реки, чуть ли не до горизонта. Степь среди лесов. И ребята не могут оторвать глаз от этого поля. Но смотрят они на него словно пассажиры из окна поезда, их приковал к себе необычный пейзаж — эта, словно бесконечная, даль хлебов. Но задумываются ли они, что значит для колхоза это поле? Вряд ли…
Русаков остановил машину, взглянул на удивленных ребят — какое на озимых может быть дело в такую пору — и спросил Рюмахина:
— Нравится рожь?
— Рожь как рожь, — ответил тот. — Подходящая рожь.
— А что скажете о темно-зеленой окраске стеблей? — снова спросил Русаков и улыбнулся Игорю.
— Поле удобрено, — сказал Игорь. — По чистым парам посеяна рожь.
— Ну, а кроме ржи, вы ничего не видите? — рассмеялся Русаков.
— Кое-где есть сорняки! — сказал Игнашов, рассчитывая смутить председателя.
— Это не трудно заметить…
— Я вижу будущий год… Тут подсеян клевер, — сказал Илька Поляков. — Еще я вижу лен по клеверищу.
— Ну, ну, смелее, — подбодрил ребят Русаков.
— Картошка…
— Овес…
— А главное, главное в чем? — Русаков ждал. — Обратите внимание, в этом поле сто гектаров! Не знаете? Ладно, скажу. Эти сто гектаров говорят о том, что мы наводим настоящий порядок на земле… Когда в севообороте порядок, то культура культуре помогает расти. И всегда боритесь за этот порядок.
— А вам, Иван Трофимович, уже попадало за это поле?
— Все было…
— Кукурузу заставляли сеять?
— О кукурузе мы еще поговорим, а теперь поехали дальше… Тут у нас по дороге еще кое-что интересное будет… И, кстати, не так уж далеко…
Машина перевалила через отлогий пригорок и понеслась к лесу. Это было известное Дятлово урочище, прозванное так много лет назад. Они остановились посреди широкой просеки.
— Нравится лес? — спросил Русаков. — Такой не может не нравится. Самая лучшая сосна здесь…
— И всякой птицы тут много.
— Грибов тоже не обобрать…
— Только грибы собирать можно, а охотиться запрещено.
— На птицу. А зайцев гонять можно.
Русаков молчал. Ну, что еще знают ребята о Дятловом урочище? Потом спросил:
— Ну, а почему все-таки это Дятлово урочище?
— Наверное, дятлов тут много было…
— Может быть, лес принадлежал какому-нибудь помещику Дятлову.
— Да, этот лес принадлежал помещику. Только не Дятлову, а фон Дитриху. И еще при нем напал на лес вредитель. Тут были и короед, и какая-то гусеница, в общем, эти подробности мне установить не удалось, но точно известно, что Дитрих хотел свести весь лес на нет. Но не успел. Революция. Дитрих бежал. Мужики не долго раздумывали, как быть с дитриховским имением, — и растащили, и пожгли. Известно, под горячую руку чего не сделаешь. А вот как быть с лесом — задумались. Под корень рубить — куда его девать? Вроде как сегодня с лесом, а ведь завтра и без леса останешься. Поехали в уезд: «Посоветуйте, что делать?» — «А что, — говорят, — надо ядохимикатами действовать. Беда — мало их. Разве что на гектар, другой». Взяли, что было, и, как советовали, обработали делянку. Вроде как не стало вредителей… Те, что поглупей, обрадовались. Спасем лес. А которые поумней, задумались: что-то лес скучный стал. Ни тебе пения зяблика, ни дятлова стука, белки не видать, муравьи и те куда-то подевались. Вернутся еще… Вернулись, только не они, а всякие гусеницы-вредители. И тогда стало ясно: что-то нужно придумать другое. И вот один мужик, и не из хозяев, а так, безлошадным кузнецом работал, посоветовал: «Вот что, мужики, возьмите отрубей да посыпьте осенью у деревьев… И на зиму в кормушках всякой еды оставьте. Не забудьте — и весна любит подкорм». И что же вы думаете, с этого все началось. Одной природе помогли, она другую выручила. И пошло, и пошло. Вся лесная живность обрушилась на лесных вредителей. А пуще всех старались дятлы. Не счесть, сколько их появилось. И все тук да тук — за версту слышно… С той поры и прозвали этот лес Дятлово урочище. А теперь, пожалуй, можно ехать дальше…