Они прошли пять-шесть загонов большого поля. Игнат остановил машину, вышел, оглядел перевернутые пласты и, вернувшись, сказал, что-де пахота вроде как ничего, хотя, конечно, могла быть и лучше.
— Ну, а теперь покажи, каков ты есть тракторист.
Игорь сел в кабину, привычно хотел включить скорость, но Игнат предупредил:
— Не спеши, осмотрись, прикинь — что к чему в машине. Ты руками прощупай все, поздоровайся, как с человеком, с ней. Вот так! Ну вот теперь — ходу!
И Игорь двинул с места трактор. Тихо, без рывков, ощутив, как плуг вошел в землю. Теперь бы плавно взять вторую скорость. А что, как будто получилось. Хороша машина! Это не школьный КД. Шестьдесят сил, а как легко идет. И уж очень послушна. Здорово отрегулировал ее Игнат Романович. Идет, словно по асфальту. Не трактор — автомашина.
— Ничего, Игорь, — ободряюще сказал Игнат. — Думается, выйдет из тебя механизатор. И на первый день хочу тебе один секрет поведать. Чтобы стать настоящим трактористом, надо понимать, что значит наша с тобой работа. Вот земля! Под колеса стелется, сзади ремнем оборачивается. А ведь это пашня, поле, пар. И пашем, чтобы жизнь на ней взошла!
«Воспитывает, — думал Игорь, наблюдая за трактором и боясь выскочить из борозды. — Воспитывает! Сознательность повышает!»
Игнат попросил остановить машину, сел на прицеп и махнул Игорю рукой — давай, поезжай. И вот теперь, когда Игорь остался в кабине один, он увидел землю совсем иной. В школе, на учебном поле, он пахал ее производственной практики ради. Земля была лишь участком, на котором он осваивал трактор. Включение, торможение, повороты, развороты. Но такой вот, как сейчас, когда ее надо было пахать, чтобы вырастить на ней хлеб — хлеб для себя, она возникла перед ним, как нечто живое, одаренное мудрым разумом и добрым сердцем. Она — опора всего и кормилица всему, что обитает на ней. И он пашет маленький кусочек этой земли. Под пары. Возвращает ей ее силу, ее плодородие. Он, Игорь Шеломов. Ведь это очень здорово!
Чего только не пережила земля. Она горела, опустошалась, заплывала болотом, покрывалась лесом и вновь воскресала, становилась пашней, лугом. Кажется, все воюет между собой. Лес наступает на пашню, болота затопляют ее окрайки. Но в действительности они помогают друг другу. Лес защищает землю от вихрей, вода песет ей влагу. В этом мудрость земли, и эту мудрость надо постичь.
Может быть, именно потому он часто поглядывал, как позади него ложатся борозды, не вывернул ли где-нибудь подзол, не поставил ли на гребень дерновый пласт. И оттого, что Игнат не останавливал машину, по его одобрительному взгляду, Игорь понимал, что им довольны; он готов был сидеть за рулем и смену, и две, и день, и два, чтобы только не потерять это необыкновенно волнующее чувство пахаря земли. Правда, вспахал он не так уж много. Всего два гектара. Меньше нормы. Наполовину меньше. Но лиха беда начало. Он еще попашет, он еще развернется!
Но что это? Откуда в ровный гул трактора ворвался посторонний побрякивающий стук? Игорь прислушался. Не иначе как ослабла где-то гусеница. Он пригляделся — ну, конечно! И, не выключая мотора, затормозил. Подошел Игнат. На всякий случай Игорь потрогал рукой радиатор, взглянул на сцеп трактора и плуга. Как будто все в порядке.
— Так как, Игнат Романович, будем пахать дальше?
14
Было условлено, что после работы все соберутся в правлении колхоза. Надо же обменяться впечатлениями, поговорить и просто так поглядеть друг на друга: какова колхозная работенка, — это вам не за партой сидеть. Правда, из Малых Пустошей никто не придет. И так к ночи дело, а туда и обратно еще десять километров отмахай. Не ждали и посадских. Оттуда еще дальше. Но большепустошские один за другим подходили к правленческому крыльцу и, судя по веселому настроению ребят, первый день в общем прошел хорошо. К сбору подоспела и Яблочкина.
— Как дела, комсорг?
— Порядок!
— А Кочергин не утопил паром? — спросил Илька Поляков.
— Ждет, когда тебя перевозить будет.
— Слыхали, Юрка сегодня две втулки запорол!
— Это ему не литература!
— Девчонки, а в парниках уже есть огурцы? Пробовали?
— Ребята, кто норму выполнил?
— Это в первый-то день!
В белом халате, прямо с молокопункта, пришла Татьянка. Кабанова, смеясь, сказала:
— Не горюй, ты и без института за доктора сойдешь.
— А ты доктором не будешь, даже если и кончишь институт.
— Не обижайся, Лушенька, — обнял ее за плечи Володька Рюмахин. — Нам мало надо, с нас мало и взыщется. В общем, как говорится, где уж нам уж выйти замуж…