— В Посадскую тракторную бригаду, аптечку пополнить надо.
— И мне в ту сторону. Идемте… А вы знаете, чем промышляло в давние времена наше Загорье? Сбором лекарственных трав. Вот мать Шеломова, она тоже из нашей деревни. Так она и сейчас всякие травы в аптеку носит. А у меня бабка этим делом занималась. И не только в аптеку продавала, а и сама лекарства готовила. Ныне слово «знахарка» ругательное. Но только я скажу вам, Таня, так: утеряли мы многое, что знали они; народ их недаром знахарями прозвал, — значит, знали они что-то. Помню, рассказала мне бабка сказку про травинку… Жила-была в поле травинка, пахла что клевер белый, цветом словно с ситцевого платья пересадили, сама невысокая, но на корень крепкая — двумя руками из земли не выдернешь. И вот однажды приходит к этой травинке мать и говорит ей: «Заболела у меня маленькая дочка, с тела спала, лицом почахла, говорят, от этой болезни одна ты вылечить ее сможешь». А травинка отвечает: «Что ж, сорви мой цвет, приготовь отвар и дай испить дочке, должно полегчать ей…» Ну, мать все как полагается сделала, дала отвар девочке, а через день приходит опять к этой травинке и говорит: «Совсем занемогла дочка — не помог твой цвет…» А травинка говорит ей: «Да ты небось цвет на печке высушила? То-то и оно. А надо на солнышке, чтобы в каждом лепесточке его живая сила осталась. Ступай высуши их на солнце, а потом скажешь, помогло ли лекарство из моего цвета». Ушла мать, а через несколько дней возвращается: «Не помог цвет, и на солнышке высушенный… Что делать, как мне дочку спасти?» Удивилась травинка и спрашивает: «А ты как отвар давала ей?» — «Известно как — натощак утром, после обеда днем и вечером перед ужином». — «Эх ты, душа сердобольная! Да разве так надо отвар принимать! Он не для питья, а чтобы дышать им. Ступай сделай, как я говорю, и все будет в порядке». Обнадежила мать травинка, да не получилось, как она говорила. Еще хуже стало девочке. И прибежала опять в то поле, где травинка росла. «Видно, мало моей силы, — отвечает ей травинка, — чтобы вылечить твое дитя». — «Значит, погибать ей — один конец?» — «Нет, зачем же так! Иль я одна в поле? Вон сколько нас, травинок! И все разные! Ты принеси в поле дочку свою, пусть дышит разнотравьем, обязательно вылечится…»
Я слушаю бабку. Мне скорей хочется знать, удалось ли вылечить девочку, и спрашиваю:
— А разнотравье помогло?
— Помогло. И стала девочка вскорости совсем здоровенькая.
Часто ходил я с бабкой по полям и собирал травы. Давно это было. Но сказку и сейчас помню.
— А все-таки что это за трава была?
— Не знаю.
— А Наталья Захаровна?
— Кто ее знает…
Они шли вдоль реки по узкой извилистой тропинке. Тропинка тянулась краем низкого берега, путалась в прибрежном кустарнике и, выбравшись из зарослей на открытый луг, исчезала в болоте у перелеска.
На болоте Татьянка сказала, взглянув на небо, где, словно вырвавшись из вулкана, клубились кучевые облака:
— Будет дождь. Только бы не гроза. На моих глазах молния ударила в девочку…
Они пробирались по болоту медленно, осторожно ступая и приглядываясь к каждой кочке. Долго ли оступиться и завязнуть.
Едва Емельян и Татьянка миновали болото, как прямо в лицо из-за перелеска ударил ветер. Он был упруг и с шумом продирался сквозь листву деревьев. Между болотом и перелеском тянулось поле озимой пшеницы. Клонясь по ветру, она словно упрямо бежала — волна за волной — против ветра, сопротивляясь ему и стойко выдерживая его напор. Где-то за тучами солнце поднималось все выше и выше, день разгорался, а вокруг становилось все темнее и темнее. Казалось, вместе с огромной черной тучей надвигаются ночные сумерки. И стих ветер, и все умолкло вокруг, а сквозь эту тишину, не веря ей и словно боясь ее, Емельян и Татьянка побежали к стоящей у перелеска старой ели. Скорей, скорей! И вот она, спасительная ель. Но когда сверкнула молния и полил дождь, то, стоя уже под елью, они очень скоро убедились, что зеленая хвоя, которая могла бы их укрыть от короткого дождя, оказалась совершенно ненадежной под обрушившимся на них ливнем. Через минуту они были мокрыми с головы до ног. Не спасла Татьянку даже брезентовая куртка Емельяна. Они промокли до нитки, но были довольны приключением.
— Боже мой, на кого ты похож, Емельян. На петуха, которого окунули в бочку с водой.
— Ох, смотри, Танюшка, попадет тебе!
Так они и стояли под елью и не заметили, как перестал дождь. Только когда солнечный луч пробился сквозь зеленую хвою, Татьянка схватила Емельяна за руку, весело крикнула:
— Бежим скорей!
В Посаде они столкнулись с Русаковым. Увидев рядом Емельяна и Орешину, он спросил: