— Хватился! Да я ее давно продал… Теперь такие не в моде.
— А кому продал?
— На барахолке не спрашивают, кто покупает.
— Ладно, — сказал Емельян, — продал так продал, а где ты вчера вечером был?
— В клубе.
— Точно? А в Загорье не был?
— Да кого хочешь спроси!
Следствие зашло в тупик, и оно бы так и закончилось ничем, если бы покупатель сена не внес ясность:
— Нет, этот парень не тот, который мне сено продал. Тот не иначе как в поле ждет, чтобы получить остальные деньги.
— Тогда поехали в поле! — согласился Емельян. — Посмотрим, что за Тесов-второй объявился у нас.
Они приехали на покос уже в сумерки. Остановились у стожка, огляделись — никого нет. Емельян обошел стог, потом — поочередно — несколько копен. Вернулся к машине:
— Так где же продавец?
— Не знаю, — сказал пассажир, — обещал быть…
— Покупатель без продавца?
— Не хотите ли вы этим сказать, что я просто хотел увезти ваше сено? — возмутился пассажир.
— А может быть, ваш продавец сбежал? Увидел и сбежал? Сочувствую и даже готов помочь. Но для этого придется заехать в милицию. — И, не ожидая согласия, Емельян откинул борт машины, подошел к самой большой копне и, сграбастав ее своими ручищами, положил целиком в кузов. — А теперь в дорогу.
Шоферу и пассажиру ничего не оставалось, как согласиться. И машина тронулась обратно в город.
В дороге Емельян спросил Игоря:
— Так кто, по-твоему, Тесов-второй у нас?
— Выдумали они его, — ответил Игорь, кивнув головой в сторону кабины. — Никто им сена не продавал.
— Нет, продавал… Только кто?
— Не знаю.
— И я не знаю, — признался Емельян. — Только видел кончик ботинка. А узнать охота!
— А ты можешь изъясняться понятней? — спросил Игорь. — При чем тут кончик ботинка? И какое он имеет отношение к сену?
— Самое прямое! Этот самый кончик из копны торчал, а я ее заграбастал — и в машину. Так как думаешь, сейчас посмотрим или до милиции потерпим?
Игорь ткнул пальцем в сено:
— Там?
— Там… Лежит, все слышит и притворяется, будто не о нем речь… Вот только кто — ума не приложу… Наш большепустошский или чужой? Если наш, то кто на такую подлость пошел? И что ему за это будет? Суда не избежать — это точно. А дадут сколько? Год верный! А если учесть, как хитро все было задумано, то, пожалуй, и два заработает.
Машина остановилась у подъезда милиции.
— Так пошли, — сказал недовольным голосом пассажир, выходя из кабины.
Емельян и Игорь перемахнули через борт.
— А копна? — спросил Емельян.
— Зачем копна? — удивился пассажир.
— Перетряхните — увидите… — И Емельян откинул борт.
И, прежде чем пассажир успел протянуть руку к сену, копна зашевелилась, поднялась и опала. А посреди машины вдруг оказался человек.
— Он! — крикнул пассажир.
— И впрямь он! — подтвердил Емельян.
— Так и думал, что он, — сказал Игорь, которому ничего другого сказать не оставалось.
Посреди машины, в сумерках июльской ночи стоял Васька Про́цент.
— Так как, ворюга, — спросил Емельян, — своими ногами в милицию пойдешь? А может, на руках тебя снести? Могу с копной. Не привыкать стать…
29
В Больших Пустошах только и было разговоров о Ваське Про́центе. Надо же, как умудрился воровать! Да и какое это воровство? Воруют тайно, а он открыто, средь бела дня. И не грабеж это. Что же тогда? Чистое мошенничество — вот что это такое. И уже поползли слухи-разговоры: не иначе, как Васька паромный трос подпилил, — говорят, кто-то видел его, как он тайком пробирался к переправе, и теперь ясно — он похитил деньги у пьяного Натальиного мужика — Егора. И никто не пожалел Про́цента, когда началось следствие по всем его делам, а самого его увезли из Больших Пустошей в город, где тюремные корпуса были переоборудованы под новую районную больницу, а старый каменный купеческий дом обнесли высоким забором и сделали тюрьмой. Но все эти события лишь на короткое время отвлекли Игоря. Как только он дал следователю свои показания, им вновь овладела мысль о комсомольском собрании. И принял решение: созвать собрание в понедельник. Без разрешения Яблочкиной? А почему бы и нет? И пусть она говорит, что хочет. Больше ждать нельзя. И так затянули из-за всей этой истории с Васькой Про́центом. Да и в конце концов, чего бояться, если Андрей, Нинка, Рюмахин, Поляков да еще он скажут «да!» Вряд ли кто-нибудь осмелится сказать «нет!» Все вступят! Наверняка вступят. Русаков? Игорь вспомнил приезд председателя на пойму. Неужели Иван Трофимович не понимает, что с его философией от него сбегут все выпускники. Даже Тесова нельзя выгнать после всего, что случилось на Кривой протоке. Иной еще позавидует ему. Все рухнет. Так в горах с осыпи маленьких камешков начинается обвал.