— Мой дом для вас всегда открыт.
Он заглянул в глаза.
— Но…
— Но, — продолжила она, — сейчас у нас живут полдюжины гостей, причем приглашала я далеко не всех. То и дело приезжают с визитами местные жители, а после смерти матери отец… изменился.
Можно было бы ожидать, что сейчас продолжится рассказ об отце, о том, что герцог не одобряет общения дочери с нетитулованным джентльменом, однако Джейн пожала плечами и прошептала, обращаясь не столько к собеседнику, сколько к себе самой:
— Может быть, мне просто не хочется оставаться дома…
Берн серьезно кивнул, с трудом подавляя желание сжать ладонями печальное личико, обнять, утешить. Он понимал, как сложно переживать одиночество в кругу близких, родных людей.
— Я тоже устал от семейной жизни, — спокойно признался он. Заметил удивленный взгляд и пояснил: — После войны. После ранения.
Признание, казалось, ничуть не испугало Джейн. Она продолжала кружиться в причудливом водном танце и, сама того не замечая, подошла ближе.
— Они любили меня, заботились, нянчили, старались вылечить, — продолжил Берн и поморщился. — Невыносимо.
— Почему?
— Потому что я стал другим. Братья, Маркус и Грэхэм, оставались нормальными; конечно, если не считать ненормальной тревоги о моем здоровье и благополучии. И они хотели, чтобы я стал прежним.
— А вы не могли, — заключила Джейн.
— Да. И потому дом уже не был настоящим, родным.
— И что же вы сделали? — прошептала Джейн едва слышно.
— Сбежал, как только смог встать на ноги. Сначала туда, где можно было забыться и затеряться. Просто исчез. А потом, когда закончились деньги и силы, приехал сюда. — Он серьезно посмотрел ей в глаза. — Не советую посещать те места, с которых начал я. Знаю, что вам неуютно, плохо, что родной дом кажется ловушкой… если вдруг потребуется куда-то убежать, бегите ко мне.
Джейн кивнула. Она продолжала кружиться, сокращая расстояние. Теперь уже можно было без труда коснуться плеча, погладить по щеке. Нет, не сейчас. Еще рано.
— Почему… — Она замолчала и подняла на него глаза. — Почему же вы решили, что я испугаюсь и не приду вас навестить?
Только сейчас Берн шагнул ей навстречу:
— Потому что я вас напугал. Простите, очень сожалею. О том, что напугал, а не о том, почему так случилось. — Он осторожно, медленно нашел под водой ее руку, крепко сжал и потянул к себе. Вот так, ощущая в своей ладони тонкие пальцы, произнес те слова, которые считал необходимыми: — Я хотел, чтобы все в Рестоне меня боялись и держались в стороне. До встречи с вами. А теперь очень не хочу, чтобы вы меня боялись.
Он замолчал. Почему-то стало трудно дышать. В бархатных глазах отражался лунный свет. Джейн не испугалась, не попыталась убежать. Напротив, подняла другую руку, ухватилась за его локоть и шагнула ближе.
— Чего же вы хотите? — просто спросила она и зачем-то посмотрела на его губы.
А Берн посмотрел на ее губы и впервые заметил в уголке рта восхитительную ямочку.
— Я хочу… стать вашим другом, — выдохнул Берн и медленно, до боли медленно, склонил голову.
— Вы и есть мой друг, — отозвалась Джейн шепотом.
Теперь они стояли так близко, что он чувствовал, как мягко колышется в воде сорочка.
— Хорошо, — вздохнул он и добавил: — Всегда мечтал о подруге с веснушками.
— У меня нет веснушек, — обиженно возразила Джейн.
Наверное, заявление должно было прозвучать резко, но получилось иначе: трогательный шепот вызвал лишь умиление.
— Позвольте не согласиться, — парировал Берн. — Вот, например, одна. — В мягком свете луны он прикоснулся губами к щеке. — А вот и еще. — Поцеловал в уголок глаза и почувствовал, как опустились густые ресницы. — И еще. — Эта оказалась на самом кончике носа, и, не сдержавшись, Джейн захихикала, как девчонка. — Ну а эта лучше всех.
Поцелуй пришелся чуть выше верхней губы и совсем не походил на прежние — страстные и жадные. Нет, сейчас стояла конкретная цель: соблазнить.
Когда-то Берн Уорт слыл искусным любовником. Слухи и пересуды многократно увеличили число побед, но репутация Синего Ворона вполне соответствовала правде и вызывала законную гордость. К сожалению, последние полтора года прошли в постоянных сражениях с болью и несчастьем, а былое мастерство покрылось ржавчиной и плесенью. Наверное, поэтому сейчас сердце билось так тревожно.
И все же он чувствовал себя обновленным, свежим, настоящим — таким, каким не был уже давно. А заслуга, конечно, принадлежала Джейн.