И наконец, о музыке. Одна и та же ведущая тема должна возникать снова и снова — это будет специально оговорено в сценических ремарках.
Часть первая: Лето
Пролог
В парке, вблизи фонтана.
Первые годы нашего столетия. Май. Вечерний сумрак. Входит Альма, девочка десяти лет. На ней матроска, косички перевязаны лентами. Присущее ей чувство собственного достоинства делает ее не но годам взрослой, трепетность и одухотворенность резко выделяют ее среди сверстников. У нее привычка, которую она сохранит и взрослой, — накрывать одну другой согнутые горстью ладоши, как это делают в церкви, причастившись и получив облатку. Так она и стоит несколько мгновений перед каменным ангелом, затем наклоняется, чтобы выпить вода.
Склонившейся у фонтана ее и застает вошедший Джон, мальчик примерно тех же лет. У него игрушечное духовое ружье, он стреляет Альме в спину. Испуганно вскрикнув, она оборачивается.
Джон (расхохотавшись). A-а, поповская дочка! (Двинулся к ней.) Тебя-то мне и надо.
Альма (с надеждой). Правда?
Джон. Это ты положила мне на парту носовые платки?
Альма неуверенно улыбается.
Чего молчишь?
Альма. Да, эту коробочку положила я.
Джон. Я так и знал. С чет это тебе вздумалось, ты, зануда?
Альма. Тебе они были нужны.
Джон. Дураком меня хотела выставить?
Альма. Что ты, вовсе нет!
Джон. Так какого же черта?
Альма. Ты был сильно простужен и целую неделю шмыгал носом. Ты даже выглядеть стал хуже.
Джон. Нечего глазеть на меня, если не нравится, как я выгляжу.
Альма. Нет, мне нравится, как ты выглядишь.
Джон (подойдя ближе). Вот, значит, почему ты все пялишь на меня глаза?
Альма. И вовсе не пялю.
Джон. Еще как пялишь. Глаз не сводишь. Как ни обернусь, твои кошачьи буркалы тут как тут — уставились на меня. Окажешь нет? Вот хоть бы сегодня — мисс Блэнчед спросила у тебя, где протекает Амазонка, а ты все глазеешь на меня и не слышишь, а она все спрашивает и спрашивает. Ну так с чего же это ты, а? Что у тебя было на уме? Давай отвечай!
Альма. Я просто думала, что, если б не твое замурзанное лицо, ты был бы очень красивым. Знаешь, почему оно у тебя такое грязное? Потому что вместо платка ты вытираешь нос рукавом, а свитер у тебя старый и вечно в грязи.
Джон (с негодованием). Х-ха!
Альма. Вот я и положила тебе на парту платки. Я их специально так завернула, чтоб никто не догадался, что там. Чем же я виновата, что ты раскрыл коробочку прямо на глазах у всех?
Джон. Еще бы не раскрыть! А что ж, по-твоему, делать, когда у себя на парте находишь вдруг какую-то дурацкую коробку? Подождать, пока она взорвется или чего-нибудь еще? Откуда мне было знать, что там Платки!..
Альма (робко, дрожащим голосом). Прости, пожалуйста, — так нехорошо получилось. Я не нарочно, честное слово. Я б ни за что на свете не стала делать этого, если б знала, что поставлю тебя в неловкое положение.
Джон. Чего-чего?! Слишком много чести для тебя — поставить меня в неловкое положение. Не так-то это просто.
Альма. Девочки смеялись над тобой. Как это было глупо и жестоко.
Джон. Х-ха!
Альма. Им следовало сообразить: раз у тебя нет мамы, то некому и позаботиться о таких вещах. А для меня было радостью что-то сделать для тебя, мне только не хотелось, чтоб ты догадался, кто это.
Джон. Ах-ах-ах, хи-хи-хи, ха-ха-ха! Забирай обратно! (Выхватывает из кармана коробочку и протягивает ей.)
Альма. Оставь у себя. Пожалуйста.
Джон. На кой они мне сдались?!
Она беспомощно смотрит на него. Он швыряет коробку на землю и подходит к фонтану напиться. Взглянув на нее и, видимо, тронутый чем-то в выражении ее лица, он присаживается у подножия фонтана уже не с таким непреклонным видом. Сумерки сгущаются.
Альма. Знаешь, как зовут этого ангела?
Джон. Зовут? Разве у него есть имя?
Альма. Да, я это случайно обнаружила. Вот здесь на камне вырезана надпись, но она так стерлась, что ее нельзя разобрать.