Костя, измерив выкройку бечевкой, вскочил, примерил бечевку на себе.
- Смотри, до бровей будет. Вот это да! - воскликнул он.
Никто не знал, что это восклицание, как в сказке, трижды повторится за один день...
- Выдержит ли восьмерик? - спросил я.
Мы достали наши трофейные нитки, и нельзя было не залюбоваться ими: крупно крученные, блестящие, предусмотрительно, чтоб не лохматились, навощенные догадливыми братьями-разбойниками. Нет, такие выдержат! (Как выяснилось, в тот раз не было обрыва, а просто куроедовские ребята упустили нитку от своего полосатого.) Восьмерик-то выдержит, а вот руки можно им порезать. Придется мне и Константину просить у наших мам перчатки, которые, как известно, вместе с зимними вещами спрятаны на лето в сундуки.
Кутька был взвешен, накормлен и выставлен за порог, но, как ничейный, он никуда не убежал (дома-то не было) и вскоре через какую-то открытую дверь появился в гостиной. На полу лежали газеты, ножницы, дранки, моток восьмерика. Щенок пошел, конечно, прямо на моток: это шершавое, круглое было ему все же близко, понятно, во всяком случае более понятно, чем, например, ножницы. Мы тотчас отогнали его от мотка: избави бог, перетрет зубами нитку, и тогда змей... Да нет, сам же Кутька вместе со змеем оборвется в воздухе. Кроме того, каждую минуту могла войти мама, и поднялся бы шум по поводу уличных собак, которых пускают в дом.
Я взял Кутьку за мягкий, в нежных складках шиворот и понес к угловому, открытому на улицу окну: там была приступочка на фундаменте дома, с которой Кутька легко бы спрыгнул на тротуар. Еще подходя к окну, я заметил, как по Николо-Завальской, тяжело дыша, пронеслись двое ребят. Когда я спустил Кутьку на приступочку, то увидал нашего одноклассника с Пироговской улицы Женьку Лопухина, бегущего вместе с толстеньким братишкой. Тот отставал, хныкал:
- Жень... Же... Же...
Следом, уже по мостовой, целая ватага - куроедовские ребята с дружками. И все бегом, опрометью. Младший из братьев, Ванька, бежал ближе к нашему тротуару, и я крикнул ему:
- Вань! Куда? Чего?
Он широко раскрыл руки, сделал испуганные глаза и пробормотал на ходу:
- Змей...
Костя был уже рядом у окна и все видел.
- Наверно, "солдатский" оборвался...
Нас вынесло как ветром. Брошены были выкройки, дранки, моток, и мы через то же окно, через которое высаживали Кутьку, выпрыгнули на улицу и понеслись туда, куда все бежали...
* * *
Мы мчались окрыленные - сейчас вот увидим, увидим, какой он! Такой змей - и упадет не на улице, а в поле, за городом. И понятно, что все городские змеевики переполошились. На бегу мы оглянулись - вон сколько следом!
Был уже конец Никитской улицы - дома становились все ниже и ниже, и стояли они реже: не только с палисадниками, но уже и с огородами. Вот и конец домам - показалось поле.
Здесь мы догнали Гришку - главного из Вань-петь-гриш. Тут уж, конечно, было не до прошлых раздоров и угроз ("Ну, попадись теперь!") такое дело.
- Куда оборвался? Куда бежим? - запросто, как своему, выкрикнул на бегу Костя.
И Гришка тоже, как своему:
- Чего оборвался?
- Ну, "солдатский"...
- Ничего не "солдатский"! - Гришка скорчил гримасу, но не злую. Тетеря! - тоже беззлобно выкрикнул он. - "Солдатский" на месте, а это студенты на телеге змея повезли! Понимаешь? На телеге!
И, прибавив ходу, умчался вперед.
Какие студенты? И почему на телеге? Что же, очень большой змей или очень тяжелый?
Через несколько минут все стало ясно. Ноги вынесли на загородный простор. По сторонам от дороги показались трава, белые ромашки, лиловые колокольчики, а слева, впереди, какая-то широкая квадратная кучка людей, стоящая среди поля. Они смотрели вниз, на траву, и стояли как бы ограждением вокруг чего-то. Тут же невдалеке действительно находилась и телега с уже распряженной лошадью.
Когда мы с Костей протискались сквозь сборище людей, увидали то, вокруг чего все стояли.
Он лежал лицом вниз, показывая могучие дранки. Нет, это, конечно, были не дранки, а тесовые брусья в два-три пальца толщиной. И вместо бумаги был серый, сшитый полотнищами холст. Из-под мощного, как корабельная снасть, наголовника выглядывали по углам веревки.
Да, это была уже не нитка, не шпагат, не сахарная бечева и не легендарный десятерик, а веревка - ну, та веревка, на которую вешают белье, в палец толщиной. Толще этого ничего уж больше не было - дальше шли морские канаты. Удивительно было и то, что такую бельевую веревку мы ранее видели только в коротких отрезках: от забора до дерева на дворе, от дерева до сарая. А тут этой веревки был целый тяжелый бунт.
Но Костю занимала не веревка, а змей.
- Вот и мы бы такой! - Костя, кивая на змея, мечтательно вздохнул. Вот и нам бы...
Меж тем происходило приготовление к запуску змея-гиганта.
Два студента в коротких белых кителях с золотыми пуговицами обухом топора косо вбивали деревянный кол в землю. Один вбивал, другой же покачивал кол: не мелко ли входит? Третий, коренастый студент с черно-лохматыми волосами, держа на руке бунт веревки и мелко семеня ногами, бежал к колу, ловко, без заминки снимая с руки веревку - ровно, кольцо за кольцом.
Затем они втроем примотали конец веревки к колу, подергали, крепко ли, не выдернет ли кол, и с озабоченным видом, стараясь не смотреть на восторженно-благоговейные лица ребят-змеевиков, но, конечно, чувствуя их и втайне радуясь производимому эффекту, пошли к змею.
Здесь были еще два студента: один в кителе, другой в белой рубашке, но похожие друг на друга: оба длиннолицые, с одинаковыми рыжеватыми усиками. Присев на корточки по верхним углам змея, по концам наголовника, они держали лежащего змея, так сказать, под уздцы. Так буйного жеребца выводят из конюшни на растянутых поводьях сразу два конюха.
И это было правильно: пока все приготовления не сделаны, змей, чтобы не взмыл, не стал под ветер, должен быть прижат к земле. И хотя нам с Костей, как и всем наверно, хотелось поскорее увидеть лицевую сторону что там? - мы понимали, что змея надо держать у земли.
25. "ВОТ ЭТО ДА!"
(Продолжение)
Но вот все, кажется, готово. Три студента (двое продолжали держать парусинового гиганта) со строгими или, пожалуй, с отчаянными лицами стали надевать перчатки...
Толпа ребят расступилась, отошла от змея, от веревки, протянутой к далекому колу...
Студенты в перчатках взялись за веревку недалеко от змея. Черно-лохматый оглянулся назад, как бы проверяя, тут ли ветер, и в полной тишине негромко выкрикнул:
- Давайте! Не сразу...
Тотчас студенты-близнецы начали медленно приподыматься с земли, крепко и настороженно - каждую секунду ожидая удара ветра, - держа змея за верхние углы. Выпрямившись, они стали поднимать углы змея уже вытянутыми над головой руками.
И тут ветер сам доделал: парусиновый гигант вдруг откинулся, стал стоймя, во всей красе.
- Вот это да! - воскликнул Костя второй раз за день. - Это не то что для Кутьки!
Было от чего ахнуть. Сейчас когда он стоял во весь рост, его конюхи студенты с усиками - приходились ему по пояс, до половины высоты. Если сравнить, то змей в вышину был со стену одноэтажного дома, в ширину же, как и полагалось, - в полтора раза уже. Дотошный Костька, видимо, решил уточнить. Он вырвался вперед и, прежде чем кто-либо успел ему помешать, прошел перед змеем, отмеривая шаги.
- Эй, гоните этого! - послышалось от студентов в перчатках.
И тотчас от одного из тех, что с усиками, Костька получил легкий подзатыльник.
- Четыре с половиной шага! - озабоченно-почтительно проговорил он, подбегая и опять становясь рядом со мной.
Однако отчего же он не летит?.. Теперь, оказывается, командовали длиннолицые близнецы. Когда змей встал во весь рост и когда веревка от него до троих студентов натянулась, один из рыжеусых не без тревоги в голосе быстро скомандовал: