Солнце только начало клониться к горизонту, дома и наши три колокольни — все было в его золотистом свете. Пронзительно кричали стрижи, то прочерчивая черными полосами летнее небо, то опускаясь прямо к самым крышам.
На ней была белая майка без рукавов. Она протянула руку, чтобы взять свой стакан, и я увидел в пройме ее грудь. Скрестив ноги, она о чем-то непринужденно заговорила. Я же никак не мог придумать, что сказать. Я принес ей еще два раза порто, себе — анисового ликера, почти не разбавляя его водой. Мне это было необходимо. От волнения, если не сказать паники, я едва держался на ногах.
— Ты прочитал мое письмо? — неожиданно спросила она.
Я кивнул.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Я хочу видеть твою грудь.
Она поставила стакан на пол, двумя руками взялась за край майки и подняла ее по самую шею. Я не мог понять, что так блестело в ее глазах — вызов или желание.
Ее грудь была передо мной, такая же загорелая и шелковистая, как и ее живот. Я набросился на нее.
Ликер начал делать свое дело. Мы скатились на пол. Мы занялись любовью, но я все сделал очень плохо, слишком быстро. Я так безумно желал ее, что все испортил. Больше всего на свете я боялся разочаровать ее. И понимал, что каждым своим движением, все более и более неловким, именно это и делаю. Я был жалок. Почему она выбрала меня? На что она рассчитывала?
Мы так и остались лежать, голые, на прохладном плиточном полу гостиной. Все ее тело, кроме крошечного курчавящегося треугольника внизу, было залито голубым светом ночных сумерек.
В три часа утра она сказала:
— Мне пора возвращаться, он ждет.
Я смотрел, как она одевается при свете звезд. Мне хотелось крикнуть ей:
«Не уходи, останься со мной, никогда в жизни я не испытывал ничего подобного!»
Но она пришла только для того, чтобы удовлетворить свой маленький каприз. А теперь, разочаровавшись, уходила обратно.
Пока она спускалась, через все четыре этажа я слышал ее шаги. Я бросился на кровать. Во мне осталось еще столько сил, что я мог бы заняться с ней любовью, словно дикий зверь. Я был не просто влюблен, я был болен. Болен от страсти к ней. И уверен, что она больше не вернется.
В мою комнату уже вошел день, а я так и лежал с широко раскрытыми глазами. Ее запах витал по всей квартире, он был и на моей коже. Только ее запах. Я понял, что лишился сна. Она унесла его с собой.
Я стоял под душем, когда зазвонил телефон, и чуть не сломал себе шею, поскользнувшись на полу. Она даже не спросила меня, спал ли я хоть немного.
— Поль, никуда не выходи, он хочет убить тебя! — сразу выпалила она. — Он все знает, он просто сошел с ума! Только что ушел из дома.
— Кто, художник? Альтона?
— Он мне сказал, что идет к тебе. Мне кажется, он способен на все.
— О чем ты говоришь, Сильвия? Он меня не знает.
— Когда я вернулась домой ночью, он меня ждал и, увидев мое лицо, мгновенно все понял.
— И что, Сильвия? Неужели ты не могла придумать какую-нибудь отговорку? Ты часто работаешь по ночам, не следит же он за тобой!
— Он мне приставил нож к горлу, мне пришлось ему все рассказать. Мне никогда не было так страшно. Я знала, что он немного не в себе, но если бы ты видел его взгляд вчера ночью…
Я не верил собственным ушам.
— Вот именно, когда тебе приставляют нож к горлу, о таких вещах не рассказывают. Ты что, не понимаешь, что он мог тебя просто зарезать?
— Он швырнул меня об стену и изрезал все мои платья. Мне вообще больше нечего надеть.
— В следующий раз ты придешь ко мне голой. Тогда, по крайней мере, ему не придется гадать, что ты делала.
Я пытался быть на высоте. Определенно, в искусстве потрясений ей не было равных. Из горячего душа она бросила меня прямо в прорубь.
— Ты смеешься? Он ушел посреди ночи, я думала, он покончит с собой. Я не знаю, где он раздобыл бутылку, все уже было закрыто. Он вернулся совсем безумным. Схватил моего кота и выкинул его в окно. Представляешь, моего старого кота… Но это еще не все. Вчера я купила ящик помидоров, чтобы приготовить томатную пасту. Он стал швырять их по одному об стены и потолок, обзывая меня последними словами. Теперь у меня все в томатном соке, а я только что покрасила стены!
Я рассмеялся. Это было так невероятно, так бессмысленно.
— Приятно жить с художником, с ним не соскучишься.
— Никуда не выходи, Поль! Мне пришлось сказать, в каком ресторане ты работаешь. Возможно, он уже там.
— Если я не открою ресторан в девять, кто это сделает за меня? Я не собираюсь провести остаток жизни взаперти.
Она бросила трубку.
Я стал одеваться. У меня было странное чувство. Меня не оставляла в покое мысль, что кто-то ждет меня на улице, чтобы убить, и в то же время я был счастлив, что она позвонила мне сегодня утром так рано, счастлив, что все это случилось из-за меня. То, что Альтона, волк, так ревновал, возвращало мне веру в себя. Никогда в жизни я не занимался с женщиной любовью так плохо, и тем не менее я существовал — и для нее, и для него. В какой-то момент мне даже показалось, что я для нее больше, чем просто каприз.