Однако поужинав у Кей – поскольку мы оба приятно утомились, то просто разогрели в микроволновке пиццу, сделали салат и разбавили суп из концентрата, – мы расстались. В начале восьмого я сел за работу, но не мог написать ни строчки. Незаметно пролетел час.
Кей как могла отвлекла меня, но почти все мои мысли до сих пор были устремлены к родителям. И все, что я задумывал для сценария, разом поблекло. После таких переживаний я не мог писать драму об отношениях мужчины и женщины, гоняющих шары и мячи.
Да, ну и дела…
Стоит лишь постараться, и все получится. Но не сейчас. Стремительно развивавшийся сюжет перестал интересовать меня, персонажи опостылели.
Если дальше дело пойдет так же, сериалу крышка. Я – не настолько востребованный сценарист. Для моего уровня этот сценарий – вопрос жизни и смерти.
Что делать? Если просить помощи, то лучше сразу. Как я объясню причину?
Рассказу о родителях никто не поверит. Притвориться больным? Но мне нужны деньги. Я уже пообещал Кей купить новую машину. Раздался звонок. Куда там машина, куда новая квартира… Не смогу работать – даже в привычном укладе жизни появятся прорехи. Опять звонок. Может, продюсер? Он мне еще не звонил насчет первой части. Хотя, может, и звонил, но меня не было дома. Я все время забывал включать автоответчик.
Я подошел к домофону. Там был Мамия.
– Открой, пожалуйста.
Выслушивать о том, как у Мамии все происходит с моей бывшей женой, не хотелось. Но откажись я, и это станет еще одним поводом к беспокойству.
– Заходи, – сказал я и нажал на кнопку замка. Просить помощи у Мамии я не мог – он работал на другом канале. Однако кто как не он знает молодых и талантливых сценаристов, способных меня подменить. По крайней мере, поспрашивает.
Опять раздался звонок – теперь уже в мою дверь. Я открыл. Мамия серьезно смотрел на меня.
– С тобой все в порядке?
– А, вот ты о чем… – улыбнулся я. – Никак пришел меня проведать? Если да, то все уже кончено. Как видишь, я совершенно здоров.
Мамия молча зашел внутрь и запер за собою дверь.
– Да, тогда причина была. Вот я и казался истощенным. Теперь с этим покончено. Я здоров. До недавнего времени я то худел, то полнел. История почти невероятная, но сейчас можно не беспокоиться.
– Как жутко ты похудел… – Мамия стоял не в силах отвести от меня взгляд.
– Да, тогда…
– Сейчас – еще сильнее.
Меня моментально прошиб холодный пот, но я нашел в себе силы усмехнуться:
– В смысле – еще сильнее?
Я поднял правую руку и безучастно взглянул на ладонь. Перевернул ее. Нормальная рука, совершенно не иссохшая, даже вены не выпирают.
– Что, так сильно? – сказал я, присаживаясь на стул.
– Ты в зеркало вообще не смотришься?
– Когда вернулся, еще не смотрел. Хотя нет – бросил взгляд, когда ходил в туалет.
– Посмотри еще раз. Удивительно, что ты так спокоен.
Мамия сел напротив меня. Говорил он то же, что и Кей. Однако родители уже исчезли. Неужели что-то влияет на меня до сих пор?
– Одним словом, – сказал я, еще раз взглянув на свою руку – не молодую, конечно, однако нисколько не худую, – какой ты видишь эту руку?
– Какой? – замялся Мамия.
– Что – высохшей и костлявой?
Мамия кивнул. Выходит, родители по-прежнему дарят мне лжебодрость, а сами тем временем пытаются лишить меня жизненных сил? Нет, это не они. Неужели то, что позволило родителям провести мгновение в этом мире, никогда от меня не отстанет?
– Была ведь женщина?
– Женщина?
– Вчера ночью здесь была женщина, верно?
– Ты что, приходил?
Прошлой ночью я просто-напросто свалился без сознания. Но знаю, что рядом со мной была Кей. Если Мамия приходил, открыть ему дверь могла только она, однако Кей ничего мне об этом не сказала.
– Когда мы виделись в гостинице, ты выглядел слишком исхудалым, вот я и решил по дороге с работы… Но тебя не было дома.
Правильно, я ездил в Асакуса.
– Работаю, а самого раздирают сомнения: может, ты не ушел, а лежишь сейчас на кровати… не в силах подняться. Вот я и пришел еще раз в девять. Смотрю, в окне – свет. Позвонил от парадного, а в ответ – тишина. В этот момент, к счастью, кто-то выходил из дома, и я не дал двери закрыться, юркнул внутрь. Поднялся на седьмой, позвонил еще раз. Опять тишина. Я забеспокоился, давай тарабанить в дверь, звать тебя. Вдруг дверь открылась, а твоя женщина и говорит: «Он спит».
Я действительно спал.
– «Он так осунулся, с ним все в порядке?» – спрашиваю. А она: «Просто немного устал, не беспокойтесь», – и закрыла передо мной дверь.
«Моей женщиной» он называл Кей. Настроение испортилось. Мог бы просто сказать – «женщина». Хотя, по сути, что еще можно подумать о человеке, который неприветливо закрывает перед твоим носом дверь.
– Повернулся идти домой, а сам не могу успокоиться – что-то здесь не так. Конечно, в том, что у тебя появилась женщина, ничего удивительного. И все же – какое-то странное впечатление. Спускаюсь в лифте и тут вспоминаю одну деталь: через приоткрытую дверь виднелась комната. Женщины в проеме как будто и не было вовсе. Но она стояла, загораживая собою все пространство, и такого быть просто не могло. Мне показалось, что я видел это все сквозь нее, ну, то есть, сквозь ее тело. Понимаешь?
Однако я почти не изменился в лице. Я только разозлился. Причем не на Мамию, не на Кей – на то, что заставило поблекнуть и затем исчезнуть моих родителей. И теперь что мне с Кей прикажете делать?
– Однако, – продолжал Мамия, – быть такого не может. Ясное дело – мираж. Но я понял одно – женщине доверять нельзя. Твое истощение – неспроста. Разве можно верить женщине, которая при этом говорит: «Не беспокойтесь»? Так вот, я пришел еще раз сегодня после обеда.
Можно, конечно, считать, что Мамия мне чем-то обязан. Хотя нет, если бы… Просто я не предполагал, что он обо мне так заботится.
– Собираюсь выходить из такси, а по улице ты идешь. Женщина с тобой. Я даже растерялся, позвать тебя или нет. Причем дело-то вовсе не в женщине. Ты выглядел совсем иным человеком – эдакий здоровяк, даже полнее обычного. Конечно, можно предположить, все потому, что ты выспался. Но с другой стороны, разве может вконец исхудавший человек за один день так восстановиться? Не представляешь, как я удивился… Смотрю, чуть поодаль какой-то человек с ножницами в руках кусты у входа подстригает. Я у него без раздумий спрашиваю: «Это был господин Харада?» Наверное, потому, что он не похож на садовника и тоже тебя рассматривал. «Да», – отвечает он. Оказалось – консьерж. Он говорит, я аж обомлел. Я ему: «Что случилось?» – И смотрю прямо в лицо. А он: «Женщина – вылитая та, что жила в триста пятой квартире».
Так оно и есть. Кей живет в триста пятой.
– В смысле – жила? Уже съехала? – спросил я.
Какая разница, что рядом с тобой шагает женщина, которая здесь больше не живет? Да только по его словам…
Мамия, выдержав паузу, вздохнул:
– … В середине июля она покончила с собой.
Не-ет, консьерж что-то путает. Что за вздор он несет? Последние несколько лет в этой комнате живет Кей. Что ж, выходит, она – самоубийца?
Мамия пытливо посмотрел на меня, но я постарался сохранить хладнокровие. Причем прятался я даже не столько от Мамии, сколько от самого себя. Уж очень не хотелось придавать значение этой дурацкой истории.
– Я не стал вдаваться в подробности, – продолжал Мамия. – Мало ли похожих женщин? Я просто хотел повидаться с тобой. Понимал, что волноваться, наверное, не из-за чего, только покоя не давало мне одно: как ты всего за один день превратился из осунувшегося заморыша в здорового крепыша? Тут явно что-то не так – какая-то бесовщина. Решил дождаться тебя в фойе. В руках у тебя ничего не было, когда ты выходил, значит, ушел недалеко. Но кто знает, когда ты вернешься? Временами казалось, что беспокоюсь я из-за чепухи. Тут консьерж пригласил меня в свою каморку, где попрохладнее… И рассказал мне о самоубийце. По слухам, она била себя ножом в грудь. Скончалась на месте. Полиция насчитала семь ран. Вызвали родственников, втайне от всех похоронили… И эта женщина так сильно похожа на нее, что консьерж не выдержал и все рассказал мне, сам того не желая. Обычно он о ней даже не заикался. Квартиру сразу отремонтировали, сейчас сдают под офис токийскому отделению компании, торгующей полезными пищевыми продуктами.