— Повинуюсь! — рассмеялся он, разведя руками. — Преступница полностью права и оправдана. Предлагаю тост!
Он разлил вино в бокалы:
— За торжество правосудия и… за нас!
Она залпом осушила бокал.
— Да ты пьяница? — шутливо спросил он.
— Ага, решила начать. Сегодня. Налей-ка мне еще!
— Все, больше вина не получишь: отец меня убьет, — продолжая игру, он спрятал бутылку за спину. Она потянулась за ней:
— Отдай!
Ну а дальше… Шутливая борьба из-за отобранного вина, в которой он легко победил, повалив ее на землю, никому не нужная бутылка, опрокинутая и забытая в пылу сражения… Последний поединок разума и желания плоти… Ее руки взлетели, обняли его за шею. Он нашел ее губы, впился в них со всей своей страстью, да так сильно, что она застонала. Он тут же отстранился, но она вновь притянула к себе его голову. Он целовал ее так, как не целовал ни одну девушку в своей жизни. Кровь шумела в висках, он слышал, как стучит ее сердце… Или его? Или их?
Одной рукой спустил он за бретельки ее платье, она помогла ему выпутаться из рубашки, посыпались в траву пуговицы, куда-то полетели остатки одежды — и вот ее тело под его руками, губами… Со всем жаром молодости отдавались они друг другу под старым орехом. И мир вокруг них исчез.
Когда все закончилось, она еще сильнее обхватила его ногами, и он так и остался лежать, уткнувшись ей в шею.
— Люблю тебя, — прошептали ее губы, — всегда любила и буду любить. Будь что будет!
Он приподнялся на локтях и посмотрел ей в глаза:
— Люблю тебя и буду любить. Будь что будет! — эти слова вырвались непроизвольно, сами по себе. — Как же я тебя хотел…
— А я тебя, — сказала она немного смущенно. Он коснулся ее губ своими губами:
— Я это заметил. Думал, не сдержусь еще по дороге сюда. У тебя очень миленькое платье!
Кузина зажмурилась:
— Не смущай меня! Мне, наверное, должно быть стыдно, но… — она приоткрыла один глаз и лукаво посмотрела на него — …ни капельки не стыдно! — и счастливо засмеялась.
Он поцеловал ее в нос:
— Ты очень красивая… И вся моя…
— Когда-то давно я решила, что ты будешь первым мужчиной, который прикоснется ко мне, — сказала она, — и я рада, что это произошло. А теперь целуй меня еще! — и она стала поглаживать его по спине, руками спускаясь все ниже. Он застонал от возбуждения и снова впился в ее губы.
Когда мир вокруг вновь проявился, он чувствовал себя самым счастливым человеком во Вселенной. Это было полнейшее безумие! И это было неизведанное им ранее наслаждение. Их тела были просто созданы друг для друга, и такого он еще никогда не испытывал, ни с кем…
— Надо идти, — негромко сказала она, нарушая тишину, — вдруг нас уже ищут?
— Пусть… — начал он, и в этот момент откуда-то со стороны моря послышался зычный голос отца:
— Эй, туристы! Где вы? Немедленно покажитесь, иначе высылаем спасательный отряд!
Они вскочили с земли, лихорадочно ища свою одежду, кое-как оделись, запихнули вещи в корзинку и, чувствуя себя истинными преступниками, выбежали из рощи.
У самого берега качался на волнах маленький белый прогулочный катер, на палубе которого стояли отец с рупором в руке и Бланш, а за штурвалом — молодой черноволосый парень лет двадцати пяти в тельняшке.
— Иди первым, — шепнула она.
— Боишься? — он взял ее за руку и шутливо предложил: — А давай все им расскажем!
— С ума сошел? — сверкнула она глазами. — Иди!
— Ну, как вам мой сюрприз? — отец был горд как никогда. — Нравится?
— Твой отец окончательно спятил, — весело сказала Бланш, — он купил катер!
— Здравствуйте, синьор! Синьорина! — парень за штурвалом заглушил мотор, после чего помог им подняться. — Я Тони, Антонио Марино, временно прилагаюсь к вашему катеру, пока не обучу кого-нибудь из вас управлять им. Добро пожаловать на борт!
— Дядя, ты прелесть! — в восторге воскликнула кузина. — Я тебя люблю!
— Слышала? — отец толкнул Бланш в бок. — А ну повтори, что она сказала!
— Дорогой, ты прелесть, и я тебя люблю, — покорно повторила Бланш.
Отец расхохотался:
— Другое дело! А то все спятил да спятил. Поехали!
Эта морская прогулка была незабываемой. Они обогнули мыс, искупались в открытом море и только поздним вечером причалили к пляжу в их бухте. Именно этот день потом долгие годы ассоциировался у него со словом «счастье», и дело тут было вовсе не в сюрпризе, который сделал им отец.