Сверкнула молния, и через несколько мгновений раздался гром.
По бечевке стекали капли дождя. Вскоре вся она набухла от влаги. Еще раз сверкнула молния.
Франклин отметил, что между ключом и шариком усилительной банки проскочила сочная голубая искра. Он осторожно пододвинул другую банку к ключу, и на нее тоже скакнула искра из ключа.
«Вот она, пойманная молния! Я ее отнял у неба!»
Проснувшиеся утром филадельфийцы не подозревали, что прошедшей ночью их великий земляк овладел «небесным огнем».
Долго еще в полуразвалившейся хижине, низко склонившись над приборами, сидел продрогший и проголодавшийся Франклин, торопясь исследовать электричество, добытое им из грозовых туч.
Возвратившись домой, он сейчас же написал длинное письмо в Лондон своему другу Питеру Коллинсону, члену Королевского общества.
Франклин сообщал ему, что молния — это сильный электрический разряд, что электричество молнии — такое же, как и извлекаемое из машин трением, и что он будет теперь искать практическое применение своего открытия.
«Молния не должна больше сжигать дома и корабли, не должна быть причиной гибели людей», писал он.
Глава 12.
ШУТИТЬ ЛИ С ОГНЕМ?
ЖАН НОЛЛЕ был одним из тех ученых, которые, по достоинству оценив франклиновский опыт, первые сделали правильные выводы из него.
Прежде всего необходимо соблюдать большую осторожность! С электричеством шутки плохи.
Когда королевский лейб-медик Лемонье, во время опыта сшибленный молнией с ног, в тяжелом состоянии был доставлен домой, навестивший его Нолле разразился суровой речью, хотя делать это у постели больного было не совсем уместно.
— Как вы могли, Гильом, поступить так опрометчиво? Ведь вы же сами были свидетелем моих опытов у короля. Вы видели тогда, что даже слабый заряд, извлекаемый из машины, поражал насмерть мелких зверьков. Как же вы решились так неосторожно экспериментировать с молнией, заряд которой, вероятно, равносилен заряду многих тысяч машин?
— Да, Нолле, вы правы! Я поступил легкомысленно, — признался Лемонье.
Но едва Лемонье поднялся с постели, как уже был в числе тех, кто 7 июня 1753 года неосторожно вел себя, наблюдая опыт ученого де-Рома.
Огромный змей, площадью в 18 квадратных футов, поднялся на высоту свыше 550 футов, и де-Рома извлекал из его троса трескучие ослепительно яркие искры на глазах у огромной толпы любопытных.
Точно завороженная, толпа глядела на этот опыт, как на чудо. Охваченные любопытством, стоявшие позади напирали на передних.
— Я требую немедленного прекращения опыта или ведения его в условиях полной безопасности! — настойчиво потребовал Нолле, обращаясь к де-Рома.
— Граждане, — обратился де-Рома к публике, — прошу вас, отойдите как можно дальше. Стоять близко к тросу опасно для жизни. Я вынужден буду прекратить опыт добывания молнии…
Толпа несколько расступилась, но вскоре снова тесно сомкнулась около де-Рома. И только благодаря тому, что ветер истрепал змей, опасный опыт прекратился сам собой.
Нолле отчасти был этому рад. Возвращаясь с поля, он упрекнул де-Рома за превращение серьезных опытов в опасное развлечение для праздной толпы.
— Я, — сказал Нолле — сделал несколько важных наблюдений, о которых, однако, считаю еще преждевременным говорить даже на собраниях ученых.
Нолле придумал очень простой прибор для измерения степени электризации. Это было развитием приспособления Дюфе, который для определения присутствия электричества в трубке вешал на ней нити. Нолле же стал измерять угол расхождения двух нитей по их тени на угломере, как на экране: чем больше этот угол, тем, следовательно, выше степень наэлектризованности тела.
Нолле не знал, что подобный прибор был уже изобретен профессором Рихманом в России.
Особенно интересна была мысль Нолле о том, что электричество может оказывать благоприятное воздействие на растения и животных.
«Электричество, — писал Нолле в одном из писем, — должно быть, способствует росту растений и может быть применено для лечебных целей».