Жизнь драматически завершила эту публикацию. Подруга Ефима Перевалова служила в одном из медсанбатов нашей армии. Она прочитала мою корреспонденцию и отправилась на поиски друга. Но встреча не состоялась. В пути она попала под вражеский огонь и погибла. Об этом, еле сдерживая слезы, рассказал мне Ефим Перевалов в нашу последнюю встречу.
Полки и дивизии 38-й армии, сокрушая врага, двигались на запад. Появились первые награжденные орденом Славы. Фотокорреспонденту нашей газеты Давиду Минскеру поручили сфотографировать одного из них. Это было в дни боев за Винницу. Он пришел в подразделение, а солдат — кавалер ордена Славы — был в боевом охранении. Минскер ползком добрался до его окопа. Приготовил аппарат. Вместе с солдатом вылез за бруствер. И именно в то мгновение, когда надо было нажать на спусковой крючок, вблизи разорвался снаряд. Осколок угодил в аппарат, смял его, а кусочек стали рикошетом прошелся по правой руке и вырвал мышцы и сухожилия. Восстановить руку не удалось. Минскер стал инвалидом войны. Но профессию не оставил. Научился фотографировать левой рукой. И три десятилетия после войны работал фотокорреспондентом в системе Министерства нефтяного и газового строительства. Вел фотолетопись создания в стране новой отрасли социалистической индустрии. Все эти долгие годы он был на переднем крае — в тайге и в горах — там, где прокладывали новые магистрали. Теперь Давида Минскера нет уже с нами, но во многих школьных и армейских музеях, в десятках альбомов строителей демонстрируются его талантливые работы о ратных и трудовых подвигах советских людей.
В трудные дни боев за Львов я оказался в стрелковой роте старшего лейтенанта Б. Коростина. Он сидел у чуть-чуть тлевшего костра в наброшенной на плечи шинели. Разговорились. Он был учителем, окончил краткосрочные курсы командиров. Незадолго до войны женился. Жену звать Зоя. Так в тихой доброй беседе минули часы, наступал рассвет. И вдруг он сказал:
— Знаешь, майор, что-то предчувствие у меня дурное, не выйду я из этого боя. Вот планшет, там письмо Зои. Оно написано стихами. Возьми планшет. Если останусь жив, вернешь, а если нет, пусть письмо останется у тебя…
Письмо осталось у меня. Оно на трех страницах большого формата, необыкновенно сердечное, полное нежности и понимания солдатского долга, выпавшего на долю ее мужа Бориса Коростина. Вот несколько строф:
Может, кто и скажет, что несовершенна в этих стихах рифма, не соблюдены, мол, законы поэтики. Может быть. Да разве в этом суть? Они идут из глубины сердца патриотки, родного человека и поэтому были так дороги их адресату — старшему лейтенанту Борису Коростину.
…Был у меня на фронте большой друг — журналист Макс Кусильман. До войны он работал заместителем главного редактора газеты «Машиностроение», которую возглавлял впоследствии легендарный герой Малой земли Цезарь Куников. Они чуть ли не в один день ушли на войну. Их фронтовые дороги разошлись. В подмосковной битве Макс Кусильман — комиссар батальона — был тяжело ранен, а после выздоровления направлен в армейскую газету. Там мы и встретились с ним перед боями за Днепр. Часто вместе отправлялись на передний край. Я не знаю, какие у него были нервы, но он всегда, даже в самые трудные часы боя, проявлял поразительное спокойствие и выдержку. И всегда приносил в газету яркие рассказы о боевых действиях взводов и рот.
У каждого из нас — корреспондентов — были свои привязанности. Мы с Максом стремились чаще бывать в подразделениях 70-й гвардейской дивизии. Он облюбовал полк Гусева, а я — полк Героя Советского Союза полковника Печенюка.
Вот и в этот раз, когда шли ожесточенные бои в Карпатах, на Дуклинском перевале, Макс отправился к своим боевым друзьям. Ему надо было сделать подборку материалов о действиях гвардейцев в условиях горной местности. Гвардейская часть несла большие потери. Тяжело были ранены командир полка и его заместители. Старшим по званию офицером остался майор Кусильман. И он немедленно принял на себя командование. К концу боя, когда сюда были брошены свежие роты, упал, сраженный осколками мины, журналист Кусильман. Тяжелое ранение в голову, полная потеря зрения. Я был у его постели в нашем госпитале, что стоял тогда в польском городе Кросно. Макс был без сознания. Потом его вывезли в Москву. Лечил его академик Бакулев. И поставил на ноги. Но зрение было потеряно на 70 процентов. За тот бой был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени. После войны он руководил журналом «На стройках России» и все собирался написать для книги «Солдаты слова» свои воспоминания о многочисленных встречах с С. Орджоникидзе и В. Куйбышевым, но не успел…
В полку Героя Советского Союза Печенюка той же гвардейской дивизии одним из батальонов командовал мой однофамилец Иван Кулешов. Как-то я пришел к нему. Было это на дальних подступах к пограничной с Польшей реке Сан. Но в батальон командир полка Печенюк меня не пустил и велел остаться с ним в небольшой ложбинке, откуда он руководил боем за опушку леса. Тут же вместе с несколькими автоматчиками и связистами была военфельдшер полка лейтенант Лиза Алешина, недавняя студентка медицинского института.
Я стоял рядом с Печенюком, прислушиваясь к его телефонным переговорам. И вдруг крик:
— Убит или ранен? Вынести, немедленно вынести. Посылаю замену.
— О ком речь, товарищ полковник? — спросил я.
— Кулешову горло перебило. Истекает кровью.
И сразу команда:
— Командира минометной роты Бреева ко мне.
Через несколько минут в лощину спрыгнул элегантный молодой офицер. Суконная пилотка франтовато надвинута на лоб с расчетом два пальца от правой брови. На плотно натянутой гимнастерке боевые ордена. Печенюк внимательно посмотрел на старшего лейтенанта и тихо сказал:
— Принимай батальон Кулешова. Он ведет бой вон у той опушки.
Старший лейтенант, круто повернувшись, на одно мгновение остановился возле Лизы Алешиной, что-то ей сказал.
События развивались стремительно. Печенюк вызвал на помощь авиацию. Откуда-то издали по опушке ударили наши орудия. Возле лощины стали рваться вражеские снаряды. Печенюк неотрывно держал связь с Бреевым. И мы услышали:
— Да, да, сынок, поднимай людей в атаку. Что, мало осталось? Поднимай, поддержу огнем.
И вдруг оттуда, с опушки:
— Бреев убит. Прямое попадание мины.
Трубка выпала из рук Печенюка. А дальше произошло такое, что и сейчас, почти сорок лет спустя, трудно без волнения вспоминать.
Военфельдшер Лиза в наброшенной на плечи плащ-палатке стремительно бросилась к месту боя. Печенюк кричал в телефон:
— Где военфельдшер? Где Алешина?
Но она не шла. И только когда стало заходить солнце и все поле напоминало кроваво-красный ковер, мы увидели Лизу. Она шла очень медленно. Подошла совсем близко к нам, остановилась. И мы услышали ее рыдания.
Потом я много раз встречал Лизу на поле боя. Однажды видел, как она вынесла с минного поля двух раненых солдат. Опубликовал о ней в армейской газете очерк «Красные маки». Газета выпустила о ней специальную листовку, ставила в пример ее мужество.
На войне были не только бои и кровь. Война стала неотвратимым бытом для миллионов и миллионов ее участников. А в быту бывает и смешное. На фоне величайших трагедий тех дней, бесконечных тягот фронтовой жизни веселые и смешные эпизоды воспринимались радостно, давая разрядку напряжению всех духовных и физических сил.
Помню, как мы освободили крупный промышленный центр Чехословакии — город Моравска-Острава. Народ ликовал. Наших солдат забрасывали цветами, обнимали, братались с ними. Чешские коммунисты выходили из подполья, формировали городское самоуправление. В здании ратуши был назначен прием в честь освободителей. Приглашено командование 4-го Украинского фронта, командующие армиями, корпусами, дивизиями. Фотокорреспондент нашей газеты старший лейтенант Андрей Петров получил задание сделать фоторепортаж этого исторического события, а мне было поручено подготовить отчет.