"А может он действительно алкоголик? Вот засада. С такими мне общаться не приходилось".
Решив пока не вникать в это, перевожу взгляд на Габриеля. Былой угрюмости нет, злости вроде тоже.
- Габриель, - вдруг подал голос герцог, - завтра с утра у тебя вместо конюшен фехтование. Твой отец просил поработать над выпадом.
- Хорошо, милорд, - в глазах мальчика появился азарт, - А после обеда можно мне на конюшню?
- Хм, - бровь герцога приподнялась в удивлении, - что же, если желаешь.
- Благодарю, милорд, - Габриель засиял.
От его улыбки непроизвольно растянулась моя. Ничего не может быть прекраснее сияющих глаз ребёнка.
- Миледи, - вдруг обратился мальчик ко мне, - спасибо за совет. От остальных тоже.
Я кивнула, принимая благодарность. У герцога уже поползла вверх вторая бровь. Судя по тому, как он посмотрел на Габриеля, будет выпытывать. Вот уверена, фиг, что он ему расскажет. От этой мысли моя улыбка не сходила с губ всё оставшееся время ужина.
С этой же улыбкой я шла за нервничающей Агнис проверять комнаты. Одобрив, проведённую работу, наблюдала, как засияли уже глаза девушки. В них сейчас плескалась такая радость и гордость, что я вдруг поверила, что эта жизнь у меня всё же сложится и я по-настоящему, без лжи, буду счастлива.
8
Целых два дня я пребывала в этой эйфории. После завтрака, чтобы потренировать чтение и язык, я начинала вслух читать найденные в библиотеке стихи, но каждый раз меня отвлекал вид за окном. Дело в том, что на небольшой полянке сада, как раз у беседки, тренировались Габриель и герцог. Не смотря на осеннюю промозглость, мужчина фехтовал в одной рубахе, и я стала замечать, что невольно любуюсь им. Даже нелепые кюлоты и чулки не умоляли его грации - грации хищника. От чего я недоумевала и злилась на себя, ведь мне никогда не нравились такие мужчины. Что же изменилось сейчас?
За эти два дня герцог не сказал мне и слова, но я неоднократно замечала за собой, что прислушиваюсь к его речи, при беседе с мальчиком. Габриель же лучился к мужчине обожанием, тот в ответ, от чего я начала сомневаться в нежелании герцога иметь детей. В моей душе, не смотря на всё ещё холодный в мою сторону взгляд герцога, зародилась надежда, что мы если не полюбим, друг друга, то хотя бы станем ближе. Но мои розовые мечты, как всегда, разбились об скалу под названием реальность.
В сердце тревожно кольнуло, когда, выходя из библиотеки, увидела идущего быстрым шагом злого герцога. Встревожил вовсе не его вид, а кожаная плеть, сжимаемая в руке. Проследив направление мужчины, я пулей влетела по лестнице в свою комнату и, схватив первый попавшийся плащ, выскочила следом.
Герцог успел уже скрыться за поворотом к конюшням. Когда я прибежала туда, то застала стоявших вряд в одних рубашках трёх мальчишек, за ними двух мужчин в простых сюртуках, герцога с плетью наизготове и Габриеля, покорно лежавшего на скамье. Он тоже был в одной рубахе и, сжав зубы, ждал удара. При замахе герцога вылетаю наперерез плети. Мужчина успевает её перехватить, но взгляд его бьёт больнее хлыста. Мне сейчас всё нипочём.
- Как вы смеете бить детей? - моему шипению кобры бы обзавидовались.
- Уйди прочь, женщина! - рычит герцог.
- За что?! Что они сделали? - кричу на мужчину.
- Миледи, - слышу из-за спины, - мы действительно виноваты.
Поворачиваюсь на привставшего со скамьи Габриеля.
- Мы решили проверить ваши слова, мадам, - взял слово Готье, - про птиц. А ещё. Ещё хотели узнать, что будет, если особых птиц будет больше.
Я растерялась.
- Так это вы их надоумили на это? - голос герцога, казалось, искрил от злобы.
Я не нашлась, что ответить.
- Пойдём, - схватил он меня за предплечье, - посмотришь на деяние своё.
Мужчина, проведя меня чуть дальше вглубь вырубки, указал, на стоявшие особняком деревья.
- Эти деревья облюбовали галки. Любуйся.
Моему взору предстала картина достойная фильмов ужасов. Два голых от листвы, ветвистых дерева увешаны трупами птиц. Они за лапы болтались на некогда голубых лентах. Некоторые были ещё живы и издавали жалобные звуки, пока их собратья клевали окровавленные тушки, то и дело, дерясь то ли за добычу, то ли защищая кого. Этот гомон и слипшиеся от крови перья на нежно-голубых лентах вызывали дурноту и, скорее всего ещё долго будут стоять у меня перед глазами, но я понимала, что это не жестокость. Мальчики лишь хотели провести эксперимент. Узнать, что будут делать птицы, если особенных птиц будет столько же, сколько и простых. И как только изловчились переловить такое количество? Не учли они одного. Ленты на лапах оставили слишком длинные. Бедные птицы цеплялись ими за корявые ветви, ранились, а их собратья беспощадно добивали их.