Вот какие дела творятся в благословенной тишине преторийских ночей. Необходим беспощадный луч света. Мы должны потребовать гласности.
Р. Мэллори.
Оно настигло Дика Мэллори в закрытом европейском клубе «Бритиш лиг», где он тихо и мирно пил имбирное пиво. Оппозиционная газетка «Йоханнесбург ньюс» напечатала его корреспонденцию через сутки после подписания плана разработок урана, в тот же день, когда полиция начала производить аресты, и за полчаса до того, как Питер Брейген отправился продавать акции «Африкандер Миннерс», чтобы положить разницу курсов в карман. Ведь Питер знал, что акции начнут падать. Он играл не только на повышение.
Вторую главу коллективной повести написал фантаст Александр Мирер. По специальности он инженер-электротермист. В прошлом году в Детгизе вышел его первый научно-фантастический рассказ "Будет хороший день"
Александр МИРЕР
2
В том же клубе, в малой гостиной, Дик Мэллори сидел и сутки спустя, когда слуга доложил полушепотом:
— К вам джентльмен, сэр…
Дик наклонил голову — просите. Он знал свое будущее, и ему было совсем все равно, как в окопах под выгоревшим пустынным небом и под «юнкерсами», падающими в пике над белыми песками. Пусть приходит этот джентльмен, ему все равно.
— Это вы зря, Мэллори.
Посетитель смотрел на него, раскуривая трубку, — лицо жесткое и нервное, ворот нараспашку, брюки измяты. Дик лениво изумился; какой же ты убийца, парень, ты ж интеллигент…
— Что зря? — спросил Дик.
— Отпеваете себя напрасно. А меня зовут Йен Роберт Абрахамс, физик.
— Вот оно что, физик, — пробормотал Дик и снова уставился в стакан. — Давно я не видал живого физика…
Он еще смотрел, как прыгают пузырьки в стакане с ледяным пивом, и вдруг понял — физик что-то знает.
— Говорите, напрасно себя отпеваю? Не из одной ли мы команды, мистер Абрахамс?
— Наконец-то, — сказал Абрахамс. — Меня зовут Йен.
— Годится, — с удовольствием сказал Дик. — Значит, Йен. Давно с вами это? — он пошевелил пальцами перед глазами.
— Сутки. Я понял по вашей статье, в чем дело, и думаю, что есть еще несколько таких, вроде нас с вами.
Вроде нас с вами… Дик видел, как через густую марлю, что неспроста убийцы из «Африкандер Миннерс» протирают линзы лучеметов. Неспроста они кинулись по его следу и ждут за газетным киоском, а машина проскочит в двух дюймах от его обугленной головы, а полисмен…
— Отлучится за сигаретами, — вслух закончил Йен. — Попал?
— Четко, четко, — сказал Дик.
Он дышал уже свободно, как будто налет кончился и самолеты набирали высоту, а он, кажется, живой, и опять закрутилась смутная мысль — неспроста все это! Кто-то успел подсказать мерзавцам из «А. М.», что Ричард Мэллори стал особенно опасен.
— По-моему, — сказал Дик, — их навел кто-то из нашей команды. Но сию минуту его здесь нет.
Йен кивнул, разжигая трубку. Мэллори таращился на него, соображая еще одно: как это может быть, если он видел ясно, что выходит из клуба один-одинешенек. Для Йена в его видении не было места…
— Да, — проговорил Абрахамс, — в качестве варианта: вы не пробовали попросту пойти не в ту сторону? От киоска?
Мэллори быстро прикрыл глаза и увидел, что слева от клуба, на третьем этаже, чернеет открытое окно, и некто насвистывает вальсок, и стреляет лучом между «соль» и «фа», и уходит, насвистывая…
— Попробуйте черный ход, Дик. Через кухню.
Спустя секунду Мэллори вытер лоб и потянулся за пивом. Убийцы не подумали о черном ходе, — разве джентльмен пойдет через кухню?
— Вы молодчина, Дик. Я бы струсил на вашем месте.
— Спасибо. Я воевал в Египте. Но, Йен, значит, будущее не неизбежно?
— Когда как, — сказал Йен, и Мэллори его не понял.
…Они проскользнули черным ходом и благополучно сели в машину Абрахамса, и он начал свою лекцию «насчет как и когда». Они объяснялись между собой, наполовину угадывая мысли, и лишь наполовину — словами. Мысли угадывались наперед, как ходы в шахматной партии. С этого сравнения Абрахамс и начал: «Вы играете в шахматы? Хорошо. В дебюте вероятность каждого хода достаточно высока. Что? Вероятность? Я полагал, вы более интеллигентны. В дебюте меньше десяти ответов на каждый ход противника, а в миттельшпиле — сотня. Мы оказались в положении шахматистов, знающих безошибочно любой ход противника, причем не только в дебюте. Когда угодно. И всю цепь ходов до конца партии, и противника и своих. Но игра должна идти по известным нам правилам. Скажем, вы интеграла не возьмете. Я могу».
— Выход через черный ход был неплохим ходом, — скаламбурил Дик. — Значит, мы видим липовое будущее?
— Мы видим то, что будет, если мы не сумели повернуть события по-своему.
Несколько минут Дик обдумывал все это. Жмурился, когда вечернее солнце вспыхивало на стеклах. Курил. Потом сказал:
— Если так, Йен, я бы попробовал прикончить «А. М.». Имею я на них зуб…
— Что же, я готов, — ответил Йен, — люблю опасные эксперименты. Но правила этой игры мне не известны.
…Ричард Мэллори не зря слыл грозой бизнесменов, не зря годами вел досье на членов правлений, его управляющих и прочих. Не зря «А. М.» решил с ним разделаться в конце-то концов! Покачиваясь на сиденье, Дик разыграл партию — будущее директоров «А. М.». Он видел, как директор Каульбах возвращается со спевки (хохферейн «Мотылек») и как будет потом. Он видел, как Александр Растере, кавалер ордена Бани, выбирает новый лук из стеклопластика — о, это мужественная забава, мой друг, это для мужчин! — и он видел…
Он видел, что третий пока что не опасен. Притаился, как зубная боль, до времени, до своего часа, до завтра.
— Готово, Йен. Третий пока не опасен, мне кажется. А в противовес надо бы вытащить Вилла Йориша, вы знаете? Нет? Он тоже один из нас. Я писал о нем.
— Поехали, дружище, — Йен внимательно вел машину, но трубка задорно торчала вперед и вверх, — поехали! Вытащим Йориша, а завтра, учтите, нам придется эмигрировать.
Так, придется… Один из них уже стакнулся с властями, а такой консорциум переиграть не удастся. Ни за что не удастся, только и мы не грудные младенцы!
Они улыбнулись друг Другу, и Дик сказал:
— Ну, держись, «А. М.»!
Виллиама Йориша они выручили легко, а сержант Грили, прозванный Крабом, постарался забыть это дело поскорее. Подъехал синий «фольксваген», и длиннолицый такой хмырь вылез и подошел к участку и говорит ему: «Сержант Грили! Индеец дал вам пять фунтов», — а он, Грили, еще и выпить не успел на эту пятерку и еще долю старшему не отдал! «А вчера вы отпустили Бриллиантщика, нарушив свой долг», — говорит хмырь, и все так чистенько, как настоящий англичанин, а потом требует, чтобы он, Грили, отпустил одного из вчерашних черномазых, тогда он будет молчать и не пикнет про Бриллиантгцика и прочее.
…Так Виллиам Йориш ускользнул от своего будущего и на короткое время стал черным шофером Йена Абрахамса. Ничего не спрашивая, Йориш пошел к машине и сел за руль, а Грили только нацелился отвесить ему справа…
Затем Виллиам вымылся в настоящей ванне и получил брюки и рубашку Йена, после чего уже самостоятельно купил себе ливрейный жилет, фуражку и губную гармонику.
В соседнем коттедже миссис Рокуэлл сказала своему мужу, декану, что Йен Абрахамс нанял шофера. Пока она уговаривала декана нанести Йену визит, Йориш уже изучил азбуку и принялся читать по складам английские сказки, а Мэллори и Абрахамс смотрели на него и время от времени сообщали друг другу, что никогда бы не поверили этому, если б им рассказали что-нибудь подобное. Потом они приняли снотворное, зная — каждый в отдельности и все трое вместе, — что никогда уже им не удастся заснуть без хорошей дозы снотворного. Дик заставил себя не думать о завтрашних событиях и, засылая, видел, как Нелл, его подружка, звонит своему запасному приятелю и выходит из дому в вечернем платье. Йен опроверг гипотезу кварков, потом вспомнил, что Земля пересекает поток Леонид, и увидел место каждого метеорита, сгорающего в атмосфере, — с точностью до километра в пространстве и одной десятой секунды во времени. Некоторое время он думал, что зря ввязался в эту мелкую возню с «А. М.». А Виллиам все видел свое — вонючую воду и беднягу Хальса под окровавленной простыней — и стонал, засыпая под магическим воздействием белых таблеток.