– Небось теперь в генералах ходите? – буркнул он. – В первом же деле проверю. И если что, лишу списочного чина.
Сейчас смешно было об этом вспоминать. «Первые» дела повалили, как груши с дерева. Румянцев воевал зимой. Устав ему не указ. Где вы видите зимние квартиры? В голой степи? Сначала отбейте у турков кров и хлеб, а потом лежите на печи, бока грейте! Таково было его убеждение.
Четвертого января в самый мороз случились Фокшаны. Удила примерзали к лошадиным губам. За голую саблю страшно было взяться рукой. А как пошла писать губерния, так все отогрелись, своей кровью и турецкой. Восемнадцатого января – крепость Браилов пала к ногам взмыленных всадников. Не переседлывая, отряд Потемкина совершил рейд на Бухарест и взял по дороге городок Журжу.
Дул пронизывающий февральский ветер, сметая со степи пыльный снег. Лицо распухало от тысяч колких ледяных иголок. Коней валило – такой иной раз налетал шквал. Дымом и отсутствием видимости запомнилась Рябая Могила. Когда вестовой подсказал к Потемкину и передал приказ преследовать бегущего неприятеля, Гриц удивился: «Как? Уже?» – и спросил, в какой стороне турки.
После зимних боев фельдмаршал крепко залюбил Потемкина и выхлопотал для него орден Святой Анны. Летом, как форсировали Прут, генерал получил первого Георгия. При Лагре подтвердил, что не зря награждали. А вот к Кагулу не успел – метнулся в длинный рейд на Измаил и Килию. По пути заглянул в прибрежный городок Цембры, пожег неприятельские суда и вывел с полтысячи христиан, приготовленных к отправке в Стамбул: много рабов, большие барыши… Не будет вам, басурмане, ни пленных, ни денег.
Теперь вот Каплан-Гирей отрезал армию от магазейнов, и вся надежда была на кавалеристов Потемкина. Быстро скачут, больно бьют. Авось татары не успеют все галеты понадкусывать.
– Каплан по-турецки «тигр», – бубнил справа от Грица долговязый паренек-переводчик, только что присланный из Коллегии Иностранных дел.
– Один Каплан упал в Лиман, – отозвался Потемкин. – Какие еще рифмы есть?
– Шалман и капудан, – ошалело хлопал глазами переводчик.
– Ну, до капудана нашему не дорасти, – рассмеялся Григорий. – Мы его раньше утопим.
Легко сказать. Корпус Потемкина поредел и не дотягивал до двух тысяч. С пятитысячным войском Тигра он столкнулся у валашского монастыря Родовозы. По степи на версту тянуло дымом. Не домашним, печным и хлебным, от которого весело на сердце. Другим – прогорклым, полным жирной человечьей копоти. Гриц скосил глаза на своих, многие крестились. Другие деловито матюгались, вытягивая сабли.
Стены у молдавских монастырей – так, беленая глина. Народ живет бедно. Крыши кроют тростником, полы земляные. По-нашему, хлев. По-здешнему, обитель. Не пойми на что позарились нехристи. А, скорее всего, ни на что. Так, походя, запалили. Чего собак жалеть? Они еще русским начнут провиант возить! И смешнее всего, что не народец местный снабжал армию – ему по нищете нечем – а русские нет-нет да подкидывали волохам пожрать из магазейнов. Тоже ведь христиане, дети у них.
Что-то слышал Потемкин про Родовозы. Майор Сатин был там в прошлом месяце. Закон наш, вот и поехали ребята причаститься. Ржали потом неделю, рассказывали, какие молдаване тупые, никак русского языка не разумеют. Но главное – сколотили себе крест из здешнего же белого тополя, даже обстругали хреново, весь в занозах. А архимандрит и говорит: этот крест сделан из остатков Животворящего Креста Господнего. Сами же строгали, и сами поверили. Как дети!
Гриц тогда подумал: хорошо быть такими детьми. По простодушию внидут в Царствие Небесное. А Сатину запретил людей в местные церкви водить. Некрасиво потешаться над чужой бедностью.
Пустив коня рысью, Григорий привстал на стременах и начал высматривать, нет ли поблизости татарских конников. Их летучие отряды всегда окружали большое турецкое войско, двигались параллельно ему, объезжали окрестности. Нет, уже проскочили. Ушли вперед. Дозорные метнулись к монастырю. Вернулись, едва не сблевывая через узду.
– Не надо, не надо туда! – замахали руками. – Они всю деревню… Не на что там смотреть. Живых нет. Дед один сидит у околицы, плачет.
Нашли деда.
– За что ваших, отец?
Переводчик не понадобился. По-волошски уже многие навострились. Особенно господа офицеры, которые знали французский. Одни корни у слов. Чудно: до Парижа далеко, народ кругом дикий, одевается в дерюгу, а лопочет на романский лад. Потемкин тоже пару раз попробовал – получилось.
– Что тут было? – спросил он строго.
– Хотели иконы пожечь. А наши побежали крест защищать. Все, кто был. Я вот хромой. Так они и их заодно.