Время, когда я стрелял в животных ради трофеев, давным-давно прошло. Я по-прежнему любил стрелять и убивать точным выстрелом, но теперь стрелял, чтобы добыть мясо, или подстраховать мисс Мэри, или в зверей, которые оказывались «вне закона», боролся, как это принято называть, с животными-мародерами, хищниками и вредителями. В качестве трофея я подстрелил одну импалу, а на мясо — сернобыка в районе Магади, когда мы остро ощущали его нехватку, и рога у него оказались так красивы, что вполне сгодились в качестве трофея, а еще в один критический момент — одинокого буйвола, он тоже пошел на мясо у Магади, и чьи рога стоило сохранить в память о той опасности, которая однажды грозила Мэри и мне. Теперь я вспомнил этот случай с радостью, и знал, что воспоминание это всегда будет вызывать радость... Ведь это одна из тех мелочей, с которыми всегда приятно засыпать, или проснуться ночью, или, если необходимо, вызвать из памяти, даже когда тебе совсем худо.
— Помнишь то утро с буйволом, котенок? — спросил я.
Она посмотрела на меня поверх обеденного стола.
— Не спрашивай меня об этом. Я думаю о льве.
Итак, теперь, по прекращению дождя, нас ждал ее лев да еще леопард, которого я дал слово выследить и убить к определенному дню.
Других заранее оговоренных обязательств за нами не числилось. Я понимал, что впереди множество других дел, которые будут только отвлекать. Но с этими двумя была полнейшая определенность. Вот мы и сидели в палатке, читали под барабанящий по парусине дождь, зная, что с этими львом и леопардом придется покончить.
Несмотря на мерный шум дождя, я спал плохо и дважды просыпался от кошмаров, весь в поту. Последний особенно меня напугал, и я вытянул руку из-под москитной сетки и нащупал бутылку воды и квадратную фляжку с джином. Втащил их к себе, а затем подоткнул сетку под одеяло и надувной матрац, лежащий на койке. В темноте скатал подушку так, чтобы лечь на нее затылком, нашел маленькую подушечку с иголками пихты бальзамической и положил под шею. Потом нащупал возле ноги пистолет и электрический фонарик и открутил пробку на фляжке.
В темноте под тяжелый стук дождя я глотнул джина. Чистый, приятный на вкус, он прибавил мне храбрости в противостоянии с кошмаром. Кошмар мне приснился из самых жутких, и я знал, о чем говорю: в свое время их навидался. Я не имел права пить во время охоты на льва мисс Мэри, но мы не смогли бы охотиться на него завтра, в такую мокротень. Ночь эта по какой-то причине выдалась скверной. Я избаловался столькими хорошими ночами и решил, что кошмары мне больше не угрожают. Теперь понял, что ошибся. Возможно, палатку так плотно закрыли от дождя, что мне не хватало воздуха. Возможно, я мало двигался днем.
Второй глоток, и джин показался еще вкуснее. «Так себе кошмар, ничего особенного, — подумал я. — Бывали и похуже». Одно я знал наверняка: с кошмарами, что подолгу вымачивают тебя в холодном поту, я распрощался, теперь остались только плохие или хорошие сны, и почти каждую ночь они были хорошими.
Утро выдалось холодным, тяжелые облака обложили гору. Вновь поднялся ветер, вдруг начинался дождь, но уже не лил как из ведра и достаточно быстро прекращался. Я вышел из палатки, чтобы поговорить с Кейти, и нашел его в прекрасном расположении духа. Одетый в дождевик и старую фетровую шляпу, он с ходу заявил, что завтра погода улучшится, а я попросил его не убирать дополнительные колья и не снимать мокрые веревки, пока мемсаиб спит. Его радовало, что вырытые канавы очень помогли и ни спальная палатка, ни палатка-столовая не промокли. Он уже приказал разжечь костер и с оптимизмом смотрел в ближайшее будущее. Я сказал, что мне приснился сон, будто дождь будет идти много дней и ночей. Солгал, конечно, но решил, что в это утро ложь очень даже уместна. Если хочешь пророчествовать, шансы на исполнение твоего пророчества должны быть достаточно высоки, вот я и подумал, что вероятность реализации этого сна куда больше, чем любого из моих кошмаров.
Кейти выслушал рассказ о моем сне внимательно и с деланным уважением. Потом поделился своим сном, в котором дождь лил везде, до самой реки Таны на краю пустыни, и шесть охотничьих отрядов оказались отрезанными и несколько недель не могли сняться с лагеря. Тем самым Кейти показывал мне, что мой сон — сущая ерунда. Я знал, что мой сон зафиксирован в памяти и будет проверен, но подумал, что нужно его подкрепить. Вот и сказал ему (в этом, кстати, не солгал), что видел во сне, как мы повесили Осведомителя. Подробно описал все: где, как, почему, как он принял смерть, как мы потом вынули труп из петли и отвезли на джипе подальше от лагеря, чтобы оставить на съедение гиенам.