Армия стала скапливаться на берегу. Люди, животные и повозки стекали с гор вниз, вливаясь в густую массу, от которой почернел песок, трава и скалы. Там были возы, груженные пищей, и женщины, которые пели и болтали около них. Стада животных присоединяли свой рев к непрерывно растущему галдежу. Там были лошади и верблюды для езды, козы для молока, волы и овцы для обеспечения мясом.
И люди, с помощью которых Ксеркс рассчитывал быстро реализовать свои планы. Прежде всего там были его собственные персы, одетые в богато украшенные туники, кольчужные куртки, сделанные наподобие рыбной чешуи, и свободные широкие шаровары. Они были вооружены плетенными щитами, короткими копьями и свисающими с пояса кинжалами с богатой чеканкой. Мидийцы были одеты таким же образом, почти то же самое относилось и к киссийцам, если не принимать во внимание их тюрбаны. Гистасп, еще один сын Дария, командовал бактрийскими войсками и скифами, которые выделялись среди других солдат высокими остроконечными головными уборами. За ними следовали париканцы и пактианцы в кожаных куртках, вооруженные луками и кинжалами; арабы, в их длинных развевающихся одеяниях, под командованием Арсамеса, еще одного брата Ксеркса.
Многие нации склонились перед Великим царем и прислали ему своих воинов. Их поток продолжал растекаться по равнине – лигийцы, матиенцы, пафлагонцы, лидийцы, мизийцы, фракийцы в лисьих шапках, каспийцы, эфиопы… всего свыше сорока рас. Облаченные в доспехи из железных колец, хлопка, овечьих и леопардовых шкур…
И все это были его люди. Над всем этим огромным стечением народов Ксеркс разбил свой шатер, а сам уселся снаружи на мраморном троне. Его окружала стража из доверенных бессмертных – лучших среди лучших персидских воинов, безмолвно стоящих с копьями, направленными остриями к земле. Генералы его армии образовали почтительный полукруг позади трона. Все они смотрели с возвышения на разливающийся по прибрежной равнине людской поток. Отдельные фигурки мужчин, женщин и животных виделись отсюда маленькими, вся же армия в целом казалась еще больше, чем если бы смотрящий находился внутри ее.
Ксеркс теребил свою маленькую темную бородку. Его губы чувственно изогнулись, как если бы вид этих орд подействовал на него подобно близости женщины. И в самом деле, осознание своей власти над таким огромным количеством людей ощущалось почти как чувственное удовольствие.
Ему было недостаточно смотреть в тишине. Он хотел говорить, утверждать себя, чувствовать мгновенную реакцию.
Он поднял руку. Сатрап Гидарн поспешил к нему в сопровождении двух генералов – Мардония, командующего персидской армией на марше, и Артабана – дяди Ксеркса.
Царь перевел взгляд с одного лица на другое. Они застыли в ожидании его слов.
Наконец, он заговорил.
– Мы начнем переправу этой ночью, когда луна высоко поднимется над горизонтом… если предзнаменования будут хорошими. Наконец-то греки будут наказаны.
Мардоний поклонился.
– Мой господин, с такой армией ты с легкостью завоюешь всю Европу.
– Хорошо сказано, Мардоний! Об этом мечтал мой отец: объединенный мир, в котором персы – господа, а остальные – рабы. Но он был опрометчив. Для поглощения Греции он послал всего лишь волну. Я посылаю океан.
Он наклонился вперед, всматриваясь в пульсирующую нить. Мимо него двигались люди, словно река текла по равнине, вливаясь в озеро ниже по течению. Они шли и шли, и будут продолжать идти еще несколько часов. Ксеркс резко рявкнул:
– Гидарн!
– Господин?
– Позаботься, чтобы персидские войска всегда равномерно распределялись между этими дикарями. Я им не доверяю.
Гидарн согласно кивнул головой. Его глаза были словно кремень. Когда он что-нибудь говорил, его рука инстинктивно начинала тянуться к мечу.
– Не будет ли разумнее, мой господин, – предложил он, – избавиться от некоторых из них? Они тормозят наше продвижение на марше и могут помешать нам в сражении.
– В сражении? – рассмеялся Ксеркс. – О каком сражении ты говоришь? Только взгляни на это, – он показал на текущую мимо колону, – греки будут умолять о пощаде.
Артабан подошел ближе. Это был достойного вида старик с меланхоличным выражением лица, в котором можно было рассмотреть более пожилую версию физиономии его племянника. Впрочем, в нем ощущалась проницательность, которой царь еще не успел научиться.