Я разделил поровну серебряные монетки и коротко объяснил Лайзе правила, и мы стали играть с автоматами в покер. Лайза скоро увлеклась, надеясь сорвать многомиллионный джекпот. А Важная Птица с каждым поворотом колеса все глубже увязал в пучине греха.
Примерно через полчаса Птица проиграл и поднялся.
Лайзе пришли четыре короля; автомат исполнил перезвон и обрушил на ее подносик поток жетонов.
— Птица уходит, — сказал ей я — Оставайтесь здесь, играйте. Позвоните спецгруппе и сообщите, что я пошел за ним.
— Ладно, — сказала она и оглянулась.
Я устремился через все казино к мужской комнате, надеясь, что Важная Птица направляется туда — или в любое другое место, где мы сможем уединиться и немного поболтать.
Да, конечно, он шел к туалетам. И я вслед за ним.
Эти ребята любят писать в обстановке приватности; так что Важная Птица зашел в кабинку. Еще двое парней стояли у писсуаров, а один у раковины. Очень тихо и дипломатично я показал им удостоверение и велел быстро выметаться, а одного попросил подежурить снаружи и никого не впускать.
Они вышли, а я встал у раковины, глядя в зеркало. Дверь кабинки открылась, и Важная Птица посмотрел на меня. Он явно меня не узнал. Но потом он сделал шаг, внезапно рванулся ко мне и как-то ухитрился удариться пахом о мой кулак. Я был захвачен врасплох и отступил, а он опустился на колени, издавая угрожающее мычание. Потом он шлепнулся на пол и лежал, тяжело дыша, готовясь снова напасть. Но я не хотел международного конфликта и потому, извинившись, ушел.
В коридоре я поблагодарил своего добровольного помощника и вернулся в казино, где увидел Лайзу.
— Где Важная… — начала она.
— Уходим, — перебил ее я.
Мы вышли и направились к машине.
— Что случилось? — спросила Лайза. — Где Птица?
Чем меньше она знает, тем лучше для нее же.
— В мужском туалете, — коротко ответил я.
— А кто за ним следит? Он не уйдет?
— Нет… Вряд ли.
— Джон…
— Позвоните спецгруппе и доложите о его местопребывании.
Мы сели в машину, и я сказал, что поведу сам. Она передала мне ключи, и мы поехали. Лайза позвонила группе наблюдения и сказала, что я оставил Важную Птицу в мужском туалете, что они и так уже знали. Она послушала, вздохнула и обратилась ко мне:
— Птица… он упал, лежит на полу.
— Поскользнулся на мокром?
Я порулил к трассе Нью-Джерси.
— Вы… у вас с ним вышло столкновение? — спросила она.
— Да, а как мы поиграли? Что у нас там получилось?
— Кажется, мы выиграли десять баксов.
— Неплохо — всего-то за час.
Она замолчала.
— Ну… я думаю, не в таком он положении, чтобы подавать жалобу, — наконец сказала она.
Я не ответил.
— Мне сказали, что я многому у вас научусь.
— Я стал легендой?
— В собственном мнении, — парировала она и потом заметила: — На вид вы хороший парень, и вы умны. Но вы мстительны.
— Ну, если и так, то я правильно выбрал профессию.
Она не нашлась что ответить, и мы продолжали путь в молчании. Мы свернули на трассу Нью-Джерси и поехали в город.
Через некоторое время она сказала словно бы про себя:
— Жестокая профессия.
Она только сейчас это поняла?
— То ли еще будет, — ответил я.
Мы нырнули в туннель Холланд, вынырнули на Манхэттене, я высадил ее на Федерал-плаза, 26, — ей нужно было что-то доделать на работе. А сам поехал к себе, на Восточную Семьдесят вторую.
Кейт была дома, смотрела новости.
— Как все прошло? — спросила она.
— Нормально. А у тебя как день прошел?
— Целый день в офисе.
Мы налили себе, выпили и сели смотреть новости. Я все ждал сюжета об иранском дипломате, обнаруженном в мужском сортире казино «Тадж-Махал» с некоторыми повреждениями, но, видимо, это не считается информационным поводом.
Мы выключили телевизор, и Кейт напомнила мне, что в выходные мы едем за город, прыгать с парашютом.
Я этого не любил, зато она любила до дрожи.
Помимо того, что я не люблю деревья, медведей и что там еще есть севернее Бронкса, я ненавижу выпрыгивать из самолета. Я не вижу смысла подвергать себя опасности забавы ради. Я хочу сказать, опасности мне хватает и на работе. Забав тоже. Но я хороший муж, так что завтра я поеду прыгать с парашютом.
Я вышел на балкон своей квартиры на тридцать четвертом этаже и посмотрел на Манхэттен. Какой вид! Однако из панорамы исчезли Башни-близнецы, и я сложил два пальца в виде буквы V. Победа, мир. Не при моей жизни, но, может, хоть когда-нибудь.