Выбрать главу

Россия имеет дефицитный бюджет. Власти всё время оправдываются тем, что у них очень много социальных расходов, но на самом деле социальные обязательства властей в значительной мере сворачиваются. То, что власти предъявляют нам в качестве социальных обязательств, не является таковым по отношению к населению, это дорогостоящие программы, связанные с реструктурированием бюрократии, то есть это социальные обязательства государства перед самим собой. Или это социальные обязательства государства перед крупным бизнесом, те программы, по которым стимулируется работа бизнеса из государственных средств. Классический пример — Сколково. Инновационные программы, на которые бизнес получает деньги через Сколково — это не что иное, как диверсификация производства и вывод его из России. Эти программы бизнес и так осуществил бы, но теперь они могут делать это за государственный счёт. Попросту говоря, бизнес использует государственные дотации для решения собственных проблем, а государство при этом ничего не развивает, оно просто передаёт деньги людям, которые по неолиберальной логике, умеют с деньгами обращаться. А эти люди вывозят деньги из страны.

С одной стороны, государство перегружено социальными обязательствами, часть из которых только оформлена как социальные обязательства, но реально на социальную сферу денег не хватает катастрофически. Например, депутатский запрос от ЕР о том, сколько денег было потрачено на ФГОС, тот самый, который вызвал возмущение граждан. На разработку этого «гениального» документа было потрачено, по свидетельству Министерства финансов, 1 миллиард рублей отдельной строкой. Возникает проблема, когда на социальные проблемы, социальные нужды, значимые с точки зрения обывателей, жителей страны, денег катастрофически не хватает, и это при довольно высокой цене на нефть. А если она снизится до 60 или 40 долларов? Теперь уже понятно, что именно социальные расходы будут сокращаться в первую очередь. По существу, российское правительство уже начало проводить тот же самый курс, который проводят и правительства в Западной Европе — курс жёсткой экономии на социальной сфере. Сегодня в России проводится жёсткий вариант неолиберальный политики, но он подан в несколько иной форме, и он подан, прежде всего, как структурные изменения. На мой взгляд, российский вариант хуже европейского, потому что не только расходы режутся, а целенаправленно разрушаются структуры, работающие с населением. В целом расходы, может быть, и не режутся, но адресно уничтожаются конкретные элементы социальной сферы, ориентированные на решение определённых проблем. Например, на детей в целом, может быть, меньше денег и не стало, но нет денег на детские сады, потому что ломается конкретная структура, занимающаяся дошкольным образованием. Оборотная сторона адресной помощи: кому-то адресно помогают, в то же время кого-то адресно заставляют голодать.

Ситуация с образованием тоже понятна, понятно и то, почему появился такой идиотский ФГОС. Елена Сергеевна Галкина, которая подробнее на соответствующем заседании расскажет о проблемах образования и в том числе о ФГОС, справедливо заметила, что дурацким и нелепым этот стандарт выглядит только в глазах педагогов, а на самом деле это очень своевременный с точки зрения текущей социальной политики российского государства документ. Это документ, который должен подогнать практическую структуру образования и его нормы под закон ФЗ-83, снимающий обязательства перед социальной сферой с государства. И если стандарт не подогнать, причём быстро, в течение нескольких месяцев, то закон станет невыполним. ФЗ-83, с одной стороны, и ФГОС, с другой, — это единая программа принудительного внедрения невежества в России.

Существует, кстати, и соответствующий запрос на определённую систему образования и от бизнеса, которую очень точно сформулировал господин Прохоров ещё до того, как стал лидером «Правого дела». Он сказал, что у нас неправильная структура образования: 80 % выпускников школ получают потом высшее образование, только 10 % молодёжи остаются на уровне полного среднего образования, и только 10 % — с неполным средним. А нужно, сказал господин Прохоров, чтобы было ровно наоборот. Это «наоборот» можно понять двояко: либо имелся в виду радикально зеркальный вариант, при котором 10 % получают высшее образование, 10 % — полное среднее, а остальные — «церковноприходскую школу». И тогда, объяснил господин Прохоров, они не будут отказываться от тех предложений на рынке труда, которые мы им сделаем. Сразу становится понятно, какие предложения собирается сделать нам создатель ё-мобиля. У нас будет ё-мобиль, который будет ездить по ё-дорогам, будет много ё-работников, обслуживающих всё это. Менее радикальный вариант, который тоже прочитывается, — это 20-20-60, в котором предполагается сохранение довольно высокого процента поступающих вузы, но при этом число людей, не получающих высшее образование, удваивается, как и число людей, не получающих полное среднее образование. Это более умеренная, но тоже достаточно радикальная для нашего общества программа. Тем более, что атаки на высшее образование не сопровождаются даже попытками создания качественного профессионального обучения. Если бы речь шла о параллельном создании эффективной системы профессионального обучения, если бы были хорошие технические колледжи, то всё было бы не так драматично, но ничего подобного нет. То есть сначала мы закроем дорогу тем, кто хочет получать высшее образование, а потом будем думать, что с ними делать дальше. Так что в образовании складывается очень драматичная ситуация, которую необходимо разрешать, причём быстро. Если не будет сопротивления, то, как мне кажется, все замыслы правительства по разгрому образования осуществятся.

В социальной сфере в целом, во всех областях мы попадаем в ситуацию структурного разгрома тех сфер, которые работают с населением и которые реально пользуются спросом населения. И речь идёт не только о коммерциализации. Вспомним основной лозунг левых: «Нет коммерциализации образования, нет рыночной реформе!». Но для практических участников разрушение социальной сферы может принимать форму дефицита, как с детскими садами, когда каких-то структур социальной сферы нет, причём нет даже за деньги. Например, государственный садик закрыт, а частный открыть нельзя, так как платёжеспособный спрос недостаточен. Или последствием реформ становится чудовищная бюрократизация социальной сферы, так как государство требует отчётов за использование выделенных средств, выдвигает большое количество формальных критериев финансирования.

Необходимо создание широкого общественного движения для того, чтобы остановить антисоциальные реформы. Извините, я перехожу к риторике и классическим левым лозунгам. Нас могут спросить, что мы можем предложить взамен. Наша позиция такова: мы можем предложить свою конструктивную программу, создать некий демократический механизм её обсуждения и реализации, согласования социальной политики, но сначала перестаньте разрушать, остановите уничтожение. И что бы там нам ни говорили о неконструктивном характере борьбы против разрушительной социальной политики, и что бы нам ни говорили о необходимости конструктивной, позитивной альтернативы, нужно стоять на одном. Любая позитивная программа будет всерьёз рассматриваться и обсуждаться тогда, когда сама власть поймёт, что её программа сорвана, и сорвана необратимо. Когда нам сейчас говорят: предъявите позитивную, конструктивную программу, — это демагогия. Позитивная программа становится политически осмысленной, когда остановлена программа деструктивная. А деструктивным моментом, фактором деструктивной политики становится сама власть.

Второй момент: для эффективности такой политики нужен широкий социальный блок. И здесь встаёт большая проблема для левого актива. Левое движение, несмотря на привычную для него апокалипсическую риторику, к возвращению кризиса и соответствующим потрясениям не готово. Российская квадратура круга — как сделать хорошую левую организацию. И всё время возобновляются попытки сделать такую хорошую левую организацию — то из КПРФ, то из троцкистских организаций. И потом возникает вопрос — а давайте всё это объединим. Строго говоря, ИГСО много лет этим и занимается, предоставляя площадку для встреч и дискуссий различным партиям и движениям. Хороший пример — РСД, чуть ли не единственный пример в мировой истории, когда троцкистские организации вместо того, чтобы разделиться, объединились. Это замечательный пример, это можно только приветствовать, но, тем не менее, не очевидно, что это является решением проблем страны и движения.