— Вы заверили меня, что я могу положиться на вас…
— Это были непродуманные слова.
— Вы хотите сказать, что, организовав мне эту аудиенцию, вы отказываетесь поддержать перед Королем мою миссию, как вы… — я почувствовал, что должен резко остановиться перед словом «обещали».
— Я не могу.
Я был предельно разгневан, но не хотел, чтобы он видел мой гнев и не слышал моих просьб.
— Не скажете ли мне, в чем дело?
После паузы он промолвил:
— Да.
И снова замолчал. В наступившей тишине я подумал, что такой глупый и растерянный иностранец, как я, никогда не поймет причины поступков премьер-министра Королевства, когда он не понимает и, скорее всего, никогда не поймет основы, на которой зиждется власть и деятельность правительства в этом Королевстве. Вне всякого сомнения, что все дело было в шифтгретторе — понятии, которым определялся престиж, лицо, занимаемое место в обществе, гордость в отношениях, словом, все эти непереводимые и всеобъемлющие принципы социального положения в Кархиде, свойственные всей цивилизации Геттена. И если так, я никогда не пойму, в чем дело.
— Вы слышали, что Король сказал мне во время сегодняшней церемонии?
— Нет.
Отделенный камином, Эстравен наклонился ко мне, поднял кувшин с пивом с горячих углей и наполнил мой кубок. Больше он ничего не сказал, и поэтому я решился:
— В моем присутствии Король не разговаривал с вами.
— И в моем тоже, — сказал он.
Наконец я понял, что не уловил какой-то намек. Проклиная эту женскую увертливость, я сказал:
— Хотите ли вы мне сказать, Лорд Эстравен, что вы потеряли расположение Короля?
Я решил, что слова мои больно укололи его, но он не дал воли своим чувствам, сказав только:
— Я ничего не пытаюсь вам говорить, мистер Ай.
— Ради Бога, мне это так нужно!
Он с любопытством взглянул на меня.
— Ну что ж, попробуем. При дворе есть некоторые люди, которые, применим ваши слова, пользуются расположением Короля, но отнюдь не питают расположения к вашему присутствию и к вашей миссии здесь.
«И поэтому ты спешишь присоединиться к ним, продавая меня, чтобы спасти свою шкуру, — подумал я, — но стараешься умолчать об этом». Эстравен был типичным придворным, политиком, и я был сущим дураком, доверяя ему. Даже в бисексуальном обществе политик редко бывал цельным человеком. Его приглашение на обед означало, что, по его мнению, я приму его предательство столь же легко, как он совершил его. Стремление спасти свое лицо было для него куда важнее, чем честность. Я заставил себя произнести слова:
— Я сожалею, что ваша любезность ко мне навлекла на вас неприятности.
Скрытая ярость тлеющих углей. Я почувствовал ощущение морального превосходства над ним, но длилось оно недолго: он был слишком непредсказуем.
Он откинулся назад, так, что отблески пламени падали на его колени, на его маленькие, сильные, прекрасной лепки руки и на серебряный кубок, который он держал, но лицо его оставалось в тени: смуглое лицо, затененное низко растущими волосами, густыми бровями и ресницами, на котором застыло невозмутимо мрачноватое выражение. Возможно ли что-либо прочесть на лице кошки, выдры, кита? «Некоторые геттениане, — подумал я, — напоминают этих созданий; их глубоко посаженные блестящие глаза совершенно не меняются, когда они слушают вас».
— Я сам навлек на себя неприятности, — сказал он, — действиями, которые не имеют к вам отношения, мистер Ай. Вы знаете, что между Кархидом и Оргорейном существует давний спор по поводу участка границы в верховьях Северного Водопада около Сассинота. Дед Аргавена объявил, что Долина Синотт принадлежит Кархиду, но Сотрапезники никогда не признавали этих претензий. С тех пор выпало немало снега, и толща его все росла. Я помог некоторым кархидским фермерам, которые жили в долине, переселиться на восток, поближе к старой границе, предполагая, что спор разрешится сам собой, если долина будет просто оставлена Орготе, которая существует там уже несколько тысяч лет. Несколько лет назад я был в Администрации Северного Водопада, и мне довелось узнать некоторых из этих фермеров. Мне была ужасна и неприемлема мысль, что они могут погибнуть при беспорядках или быть высланными на Добровольческие Фермы в Оргорейне. Почему бы не устранить сам предмет спора? Но идея эта была признана непатриотической. Она была сочтена трусливой, подрывающей шифтгреттор самого Короля.
И его ирония, и детали относительно спора из-за границы с Оргорейном меня не интересовали. Я вернулся к предмету нашего разговора, который и привел нас к камину. Доверять ему или нет, может ли он принести мне еще какую-то пользу или нет?
— Прошу прощения, — сказал я, — но мне очень жаль, если тот вопрос о нескольких фермерах может подорвать успех моей миссии у Короля. На карте стоит гораздо больше, чем несколько миль национальной границы.
— Да. Гораздо больше. Но, может быть, Эйкумена, которая простирается на несколько сот световых лет от края до края, проявит по отношению к нам определенное терпение.
— Столпы Эйкумены — очень терпеливые люди, сир. Они будут ждать и сто лет, и пятьсот лет, пока Кархид и остальная часть Геттена обдумают и решат, объединяться им или нет с остальным человечеством. Мною руководят отнюдь не личные надежды и интересы, и не личные разочарования. Я основывался на том, что с вашей поддержкой…
— Я тоже. М-да, похоже, что Ледники сегодняшней ночью не замерзнут… — Дежурная фраза легко слетела с его губ, но чувствовалось, что он думал о чем-то другом. Он раздумывал. Я решил, что в своей игре он хочет обойти меня с другого фланга.
— Вы явились в мою страну, — наконец сказал он, — в странное время. Все меняется, и мы стоим на пороге нового поворота. Нет, он будет не такой крутой, как все, что нам довелось пережить. Я предполагал, что ваше присутствие, ваша миссия помогут нам предотвратить ошибки, дадут нам возможность нового выбора. Но в настоящий момент и в настоящем месте… все это очень сомнительно, мистер Ай.
Его велеречивость выводила меня из себя, и я сказал:
— Вы хотите сказать, что момент неподходящий. Следует ли это воспринимать как совет отменить аудиенцию?
На кархидском мой промах звучал еще более непростительно, но Эстравен ни моргнул, ни улыбнулся.
— Боюсь, что такая привилегия есть только у Короля, — мягко сказал он.
— Ох, Господи, в самом деле. Я не это имел в виду. — На мгновение я склонил голову на руки. Выросший в открытом, свободном в своих словах и мыслях обществе Земли, я никогда не был специалистом протокольных тонкостей, не обладал бесстрастностью, столь ценимой в Кархиде. Я знал, что представлял собой Король — история Земли была полна такими, но у меня не было опыта общения с привилегиями и, соответственно, такта понимания их важности. Подняв кубок, я отпил горячего крепкого пива.
— Ну что ж, значит, я скажу Королю куда меньше того, что я собирался, когда обладал вашей поддержкой.
— Хорошо.
— Почему хорошо? — спросил я.
— Видите ли, мистер Ай, вы здоровый человек. И я здоров. Но понимаете ли, ни вы, ни я не Король… Я предполагаю, что вы собирались сказать Аргавену, руководствуясь соображениями здравого смысла, что ваша миссия здесь заключается в желании наладить союз между Геттеном и остальной Эйкуменой. Здраво рассуждая, обо всем этом он уже знает, потому что, как вам известно, я изложил ему вашу историю, стараясь заинтересовать его вами. Для этого, увы, было выбрано плохое время, и это было плохо сделано. Будучи слишком заинтересованным в исходе дела, я забыл, что он Король и на все смотрит со своей, королевской точки зрения. Все мои слова означали для него только одно: его власть находится под угрозой, его Королевство — лишь пылинка в необъятном космосе, его власть смешна для людей, которые правят сотнями миров.