Мэтью поставил фонарь рядом со стариком. Он был впечатлен невероятной выносливостью этого худощавого, но жилистого мулата. Он преодолевал все испытания мужественно, несмотря на возраст, хотя, должно быть, чертовски устал. Покачивание кареты Скараманги убаюкало Мэтью, и он проспал два часа. Ему снились кошмарные сцены: демоны-кошки разрывали плоть, а безликая фигура колола себя теневым ножом. Он решил, что Фэлл, должно быть, тоже немного поспал в карете, но сомневался, что Марс вообще закрывал глаза. Одержимость этого человека возвращением сестры из мира мертвых была такой же безумной, как и кровавое представление Венеры в ее спальне. И эти двое были выдающимися фигурами в Семействе Скорпиона? По мнению Мэтью, они оба были страшно уязвимы и хрупки. Что до Венеры, то ее собственный яд сегодня стал для нее смертельным. Возможно, то же ждет и Марса… но как знать?
Мел все двигался… двигался… двигался…
Сверкали молнии, гремел гром, море билось о скалы внизу. Внезапно на Левиафана обрушился дождь, проникавший внутрь.
Через некоторое время Фэлл откинулся на спину. Работа с печатью была завершена. Он сверил свою работу с рисунком в книге.
— Надеюсь, я срисовал ее достаточно хорошо, — сказал он, и это лишь усилило и без того нарастающее чувство тревоги Мэтью.
Профессор протянул руку, схватил Мэтью за запястье и поднялся на ноги. Марс подошел ближе, когда Мэтью снова взял фонарь.
— А теперь, — вздохнул Фэлл, — я начну заклинание.
Глава двадцать седьмая
Профессор стоял напротив зеркала и произносил заклинание, записанное не только в книге, но и в его памяти. Вопреки ожиданиям Мэтью, голос у него был не приглушенный, исполненный колдовского таинства, не певучий, а обыкновенный, будто он читает газетную статью.
— Услышь меня, Асмодей. Услышь меня, бесплотный дух. Услышь меня, тот, кого боятся ветры. Услышь меня и подчини мне свои силы. Я призываю тебя. Я взываю к ужасному и невидимому богу, который обитает в пустом месте духа. Я взываю к тебе. Я взываю к тебе, твое истинное имя Асмодей, могущественный и бесполый. Услышь меня и подчини мне свои силы. Я взываю к тебе.
Фэлл замолчал.
Зеркало оставалось неподвижным. Мэтью казалось, что оно похоже на болото, которое покинули все живые существа.
— Ты что-то сделал не так! — воскликнул Марс. — Печать или заклинание… что-то было неправильно!
— Я все сделал правильно, — покачал головой Фэлл.
— Может, ты недостаточно громко говорил!
От этих слов Профессор покривился.
— Не думаю, что дело в громкости моего голоса.
— Тогда повтори! — Марс дрожащей рукой перевел на Фэлла пистолет. — Ну же! Продолжай!
— Ты убьешь меня прямо тут, напротив зеркала? Скараманга, ты чертов идиот.
— Я убью его, — пистолет обратился к Мэтью.
Ожидаемо, — удивительно спокойно подумал он.
Дождь застучал по голове Левиафана и начал стекать между камнями. Следующая ослепительно-белая вспышка молнии и сотрясающий душу раскат грома прозвучали так близко, что обуглили лодку внизу и разнесли ее на куски.
— Читай еще раз! — процедил Марс, поведя пистолетом в сторону нью-йоркского решателя проблем, который никогда прежде не чувствовал себя так далеко от дома и Берри. — На этот раз подойди ближе! — рявкнул Марс.
Фэлл вздохнул и подчинился. Он произнес заклинание ровно таким же тоном, как и прежде.
— Услышь меня, Асмодей. Услышь меня, бесплотный дух. Услышь меня, тот, кого боятся ветры. Услышь меня и подчини мне свои силы. Я призываю тебя. Я взываю к ужасному и невидимому богу, который обитает в пустом месте духа. Я взываю к тебе. Я взываю к тебе, твое истинное имя Асмодей, могущественный и бесполый. Услышь меня и подчини мне свои силы. Я взываю к тебе.
Ничего не произошло. Мэтью подумал, что либо Асмодей не впечатлился пламенностью его речи, либо, как и другие существа из ада, он возлежал на своем ложе из лавы или десяти тысяч печей и попросту не желал отвлекаться от размышлений о том, как завоевать небесные чертоги.
Минута… другая…
Ничего.
— Оно не настоящее, — заключил Профессор, издав резкий смешок. — Оно никогда не было настоящим!
— Оно настоящее! — упрямо воскликнул Марс. — Произнеси еще раз! Ты…
— Ох…
Приглушенный выдох вырвался из груди Мэтью Корбетта.
Свет фонаря поглощался темнотой зеркала способом, которому не находилось ни логического объяснения, ни даже достойного описания. Но Мэтью увидел, как что-то пошевелилось на поверхности зеркала. Возможно, ему показалось? Если зеркало было болотом, то что-то словно заставило его поверхность задрожать и пойти рябью, как если бы в нем плавало существо больших размеров.