— Наверное, каждому герою нужен грозный противник. Не волнуйся. Когда уходит один, на его место всегда приходит другой, — кисло усмехнулся Хадсон.
Мэтью предпочел это не комментировать.
Герой? — подумал он. — Нет, я не герой. Я… выживший.
Он не стал сразу говорить Хадсону, что подумывает уйти из агентства Герральд после того, как они с Берри поженятся. Разве будет справедливо по отношению к ней отправляться на такие опасные вылазки?
Хадсон тем временем перешел к другой теме.
— А что насчет Валериани и зеркала?
— Мы не нашли их, — твердо ответила Камилла.
— Тогда за ними, скорее всего, отправят кого-то другого, — предположил Хадсон.
— А это важно? — спросил Мэтью, пожав плечами.
— Нас, скорее всего, будут допрашивать отдельно друг от друга. — Миротворец подцепил вилкой кусок ветчины. — Мы же не хотим, чтобы наша история попахивала тухлой рыбой?
Мэтью кивнул. Он понял, что и от него самого пахнет чем-то подозрительным после возвращения с Левиафана через залив. Они оставили кое-какой багаж на борту «Эстреллы», но все равно подумали поискать магазин с одеждой и купить чистые и свежие вещи.
Застолье продолжалось.
Мэтью заплатил за еду, и вскоре они отправились на поиски магазина, который не закрылся на вечер.
Выглядел ли когда-либо корабль, пришвартованный в гавани, так красиво?
Для троицы, бросившей лакированную карету Скарамангов и зашагавшей к причалу с пакетами в руках, красота корабля не представляла никаких сомнений. По правде говоря, Мэтью был готов даже спать в неудобном гамаке под палубой, хоть и боялся, что в этой обстановке оживут его кошмары.
Он долго не мог уснуть даже при свете лампы, хотя Хадсон и находился рядом, как миротворец, нашедший собственный покой. В сознании Мэтью рождались тревожные образы существ, которых невозможно было ни вообразить, ни описать. Они бурлили в темном стекле, как отвратительные ингредиенты нечестивого варева. Проснувшись в поту, Мэтью обнаружил себя в объятиях «Эстреллы» и с огромной благодарностью подумал: «Я в безопасности. Я выжил».
Его следующая мысль утешила его еще больше.
Завтра утром, когда этот корабль покинет гавань, каждая морская миля будет приближать меня к Альгеро. А после Альгеро я вернусь… к Берри.
С каждой минутой она была все ближе.
Перед тем, как утонуть в мире Морфея, ему пришла последняя мысль: Sia fortunato.
Будь удачлив.
Он очень этого хотел.
Мэтью спал под тихие звуки корабля, стоящего в гавани, и теперь ему снилась только его будущая невеста и радость пересечения Атлантики от Англии до порта Нью-Йорка.
С каждой морской милей он будет приближаться к жизни, о которой мечтал.
Через десять дней и менее чем полторы морские мили после того, как «Эстрелла» отчалила из Венеции, в гавани Альгеро зазвонил колокол, возвещая о приближении судна.
Стоял ясный солнечный день под жарким голубым небом. На грот-мачте развевались испанские флаги. На палубе Мэтью, Хадсон и Камилла стояли и наблюдали за швартовкой, которая должна была завершиться, как только лоцманы на веселых лодках отбуксируют «Эстреллу» к причалу.
Мэтью не удосужился побриться во время путешествия, но заметил, что Хадсон пользуется бритвой каждое утро и следит за своей чистотой. Он подолгу гулял по палубе вместе с Камиллой и то обнимал ее, то держал за руку. Было ясно, что Хадсон очарован ею, а она — им. Это было ясно не только по их взглядам, но и по тому, что Хадсон уже несколько ночей спал не в своем гамаке, а в каюте Камиллы.
В этом есть свои плюсы, — подумал Мэтью, наблюдая за стоящими близко друг к другу влюбленными. Камилла вернула Хадсона с того света. А Хадсон избавил Камиллу от ее мук, потому что с ним она улыбалась и смеялась. Он заставил эти потрясающие зеленые глаза искриться. Удивительно было наблюдать, как эти два человека, еще недавно испытывавшие такие страдания, теперь находят друг в друге облегчение и радость.
«Эстреллу» отбуксировали и закрепили канаты. Мэтью увидел, как у причала стоит личная красная карета Сантьяго с изысканной позолоченной отделкой, запряженная парой прекрасных белых лошадей. Должно быть, губернатор заметил корабль в подзорную трубу.
Анри дель Коста Сантьяго стоял у кареты, одетый в синий сюртук, подпоясанный красным поясом. На груди красовалось множество медалей. Его черные кудри до плеч были увенчаны огромной красной треуголкой, украшенной красно-желтой кокардой. Сантьяго, казалось, терпеливо ждал, пока спустят трап, хотя стоял, уперев руки в боки и быстро постукивал носком сапога по земле.