Туман на миг рассеялся, вызвав вздох облегчения у пассажиров, потому что они увидели очертания высоких мачт и сооружений за ними. Затем туман снова сомкнулся. Похоже, что до гавани было около двух миль — всего дюйм в сравнении с тем расстоянием, которое уже преодолел корабль. Однако этот «дюйм» никогда не казался таким длинным.
«Золотая комета» плыла сквозь туман, мокрый снег и волны.
Может, все-таки стоит снова побриться? Разве он уже не принял решение по этому поводу?
Мэтью посмотрел вверх, насколько позволяла темнота, и увидел чаек, кружащих вокруг мачты. И тут он заметил проблеск солнца… затем еще один… и еще. А затем под радостные возгласы пассажиров низкое серое небо словно разорвалось на части, и солнце осветило панораму Нью-Йорка.
Даже при первом взгляде Мэтью понял, что это не тот город, который он покинул. На севере, вдоль Куин-Стрит, неподалеку от дома Григсби и его собственного крошечного домика, стояли шесть новых домов, а еще четыре были на стадии каркаса. Рабочие находились на строительных лесах и забивали гвозди. На севере, вдоль Бродвея, возвышались три новых здания, а еще три строились, но, судя по всему, они предназначались для коммерческих целей, и одно из новых зданий — поразительно! — было четырехэтажным. На Золотом холме строились два особняка. В гавани впереди виднелось настоящее скопление больших и маленьких судов. Дым из труб домов и промышленных печей окрашивал воздух. Мэтью видел лошадей, тянущих телеги и повозки вдоль Куин-Стрит вниз, туда, где строения — и дым от них — сгущались. Он видел, как две повозки врезались друг в друга и сцепились, одна ехала на юг, а другая на север.
Мэтью улыбнулся.
Снова дом. Пусть город и изменился. Как же сильно время все меняет! Он восхищался этим. Оказалось, что, пока его не было, Нью-Йорк вытянулся на север, а южная и центральная часть расширились — он не мог до конца объяснить, как.
Он рассудил, что лет через пять придется подыскивать место в деревне, чтобы наслаждаться тишиной и покоем вдали от городской суеты. Как в Бруклине.
Мэтью заметил, что за время его отсутствия Нью-Йорк построил своего собственного Левиафана в Большом доке. Пока это был всего лишь деревянный каркас с лестницами, но высотой он был не меньше семидесяти футов. Мэтью разглядел двух мужчин, стоявших на его вершине. Ранний солнечный свет отражался от подзорной трубы на треноге. Один из мужчин держал в руках пару красных сигнальных флагов и размахивал ими, рисуя какой-то узор. В следующий момент Мэтью понял, что впереди них был корабль, который лоцманы буксировали к причалу, и эта сигнальная система — совершенно новая, — сообщала «Золотой комете», что судно должно подождать, пока лоцманы освободятся.
Нью-Йорк не только быстро рос, но и морские перевозки стали настолько интенсивными, что приходилось ждать своей очереди на обслуживание в порту.
Поразительно.
Наконец, «Комету» отбуксировали без происшествий и закрепили тросы. Капитан Карр обратился к пассажирам, чтобы поблагодарить их от имени компании.
Мэтью первым спустился по трапу с большой кожаной сумкой, которую он купил в Лондоне, и картиной Фэлла «Летучие рыбы», привязанной к плечу. Не успел он сойти на берег и привыкнуть к твердой земле, как услышал оклик:
— Мэтью Корбетт!
Посреди хаоса из скрипачей, танцоров, лоточников с едой и торговцев безделушками, к «Комете» подъехала повозка.
— Мэтью! — снова раздался голос. — Боже правый, где ты был?
Там, в куртке из оленьей кожи, с широкой улыбкой на лице, стоял коренастый Джон Файв, чьи вьющиеся светлые волосы были прикрыты шапкой из енотовой шкуры. Когда-то Джон был одним из товарищей Мэтью по сиротскому приюту, который у доброго директора Стонтона отобрал мерзкий Эбен Оусли. Кроме того, Джон, сам того не подозревая, оказал ему существенную помощь в решении проблемы с Королевой Бедлама.
Джон так сильно хлопнул Мэтью по спине, что решатель проблем чуть не свалился в воду, пролетев мимо тележки, торгующей жареными куриными желудками.
— Боже милостивый! Как дела? — воскликнул Джон, его манеры явно стали более развязными со времени их последней встречи. — Как ты?
— Хорошо, — улыбнулся Мэтью, когда восстановил дыхание. — Теперь лучше. Я имею в виду... теперь, когда я вернулся.
— Откуда? Я давно тебя не видел!
— Я работал в Италии. А у тебя как дела?
— О, у меня все отлично! То есть... — По его взгляду пробежала тень. — Мастер Росс скончался летом. Доктор сказал, сердце не выдержало. Но мастер Росс, должно быть, чувствовал, что его время подходит к концу, потому что он написал несколько бумаг, передавая мне кузницу. У нас теперь совершенно новое кузнечное оборудование прямо из Лондона, только что прибывшее на вашем корабле!