— Что ты о ней думаешь?
Не было необходимости уточнять, кого именно Хадсон имеет в виду.
— Она немного пугает меня, — задумчиво произнес Мэтью, — но она, безусловно, женщина с сильным характером.
— Не знаю, — пожал плечами Хадсон. — Как думаешь, у нее есть своя цель в поисках этой штуки?
— Не исключено, — сказал Профессор Фэлл, которого все это время принимали за спящего, потому что его глаза были закрыты. — Я никому из них не доверяю. В конце концов, они испанцы.
— Женщина, — Хадсон явно хотел продолжать говорить о ней, — она… — он помедлил, подбирая слова. Но прежде, чем он нашел подходящие, парусина внезапно распахнулась, и внутрь заглянула Камилла.
— «Она» — что? Думаешь, я не слышу вас отсюда?
— У нее большие уши, — буркнул Хадсон.
— И острый язычок, — парировала она.
— Благодаря большому мозгу.
— Как мило, — улыбнулась Камилла.
Мэтью почти одновременно с ней произнес то же самое. С этими словами Камилла хмыкнула и опустила парусину обратно.
— С этого момента мы будем следить за своим языком, Ваше Высочество! — буркнул Хадсон, обращаясь к закрытому парусинному куполу и подмигнул Мэтью с легкой ухмылкой на лице.
Мэтью улыбнулся, но не купился на провокацию: он видел, как Хадсон смотрит на Камиллу Эспазиель. С одной стороны, он постоянно оценивал ее, но с другой… он восхищался ею. Мэтью также обратил внимание, что за несколько дней плавания Хадсон ни разу не забыл побриться и привести себя в порядок, хотя тяжкий груз продолжал лежать на его плечах. Сейчас он ухмылялся и пытался показать, что Камилла для него ничего не значит, но ведь на самом деле он… что? Считал ее привлекательной?
Хадсон набрал в весе и стал гораздо энергичнее, чем в тюрьме. Однако ему предстояло пройти еще очень долгий путь, чтобы стать прежним (если это вообще возможно). Страдание все еще читалось в его глазах. Прошлой ночью в комнате гостиницы Хадсон дважды кричал во сне. В предрассветных сумерках Мэтью проснулся и увидел Хадсона сидящим в кресле у окна. Он просто смотрел на мир пустым взглядом, словно больше не чувствовал себя его частью. Да, он стал лучше есть, а во время поисков Блэка его шаг был быстрым и неутомимым… но он все еще оставался чудовищно далек от себя прежнего. При этом он пытался притворяться старым-добрым Хадсоном Грейтхаузом, подмигивая и ухмыляясь.
Всегда ли так будет? Мэтью подумал, что его друг на пути к тому, чтобы стать другим человеком. Но он понятия не имел, каким именно будет этот человек. Все, что Мэтью мог сделать, это попытаться поудобнее устроиться в повозке. Итальянцы, может, и были великими художниками и архитекторами, но в том, что касалось комфортных поездок, англичане преуспели гораздо лучше.
Карта, которую принесла помощница Менегетти, теперь хранилась у Андрадо. По ней они рассчитали, что доберутся до первого изображенного на ней виноградника в деревне Санто-Валлоне к десяти часам вечера. Если Валериани не будет там, то следующей остановкой будет виноградник, отмеченный Менегетти большим крестом. Это был разрушенный войной виноградник возле деревни Паппано, а за ним — все еще процветающая винодельня в Баланеро. Рано или поздно Валериани должен был найтись, а потом… корабль увезет Мэтью обратно к Берри!
Прислушиваясь к стуку колес и скрипу повозки, Мэтью размышлял. Ему хотелось расспросить Камиллу о том, кем были те три ведьмы, которых она обнаружила и поймала. Он снова вспомнил, как она рассказывала о своем наследии. А после вспомнил слова Сантьяго об этом. Похоже, у губернатора было некоторое… недовольство по отношению к отцу Камиллы. От того, как он это произнес во время ужина, по лицу Камиллы скользнула тень. Почему? Может, это был… стыд? Это еще предстояло выяснить. Мэтью понимал, что это не его дело, но его порой губительное любопытство сейчас поднялось на флагштоке высотой в милю.
К ночи Мэтью, Хадсон и Камилла успели по очереди сменить друг друга на облучке, пока Профессор Фэлл, как ленивый монарх, лежал в повозке и время от времени жевал инжир.
Устроившись на месте кучера, — жестком и колючем, — Мэтью заметил, что, чем дальше они отъезжали от побережья, тем более холмистым и лесистым становился пейзаж. Они проезжали мимо фермерских полей и деревушек с несколькими домами и редкими маленькими церквями. Дорога была грязной и пыльной. На севере начали сгущаться серые тучи. Аромат соснового леса наполнял воздух, настолько густыми были деревья по обеим сторонам дороги. Когда повозки поднялись на вершину холма, спускавшегося в летнюю зеленую долину, дикая природа вокруг начала напоминать огромное зеленое море. Кони продолжали тянуть повозку, останавливаясь на короткие передышки, чтобы попить, пока солдаты снова не брали поводья в свои руки.