Насколько далеко она находилась? Судя по подзорной трубе, в миле или больше, но так казалось с вершины холма. Хадсон решил, что ему предстоит пройти ровно милю.
В первые две минуты он понял, что уже не тот, что раньше: его ноги дрожали от напряжения, хотя мальчик, вероятно, весил не больше ста сорока фунтов. Он выбрасывал из окон людей, которые весили на пятьдесят фунтов больше.
И все же, несмотря на дрожащие ноги и осознание собственной смертности, он собирался отправиться в это путешествие, и никто на Земле и на Небесах не мог его остановить. Он чувствовал на себе тепло крови молодого солдата. Ее запах пропитал воздух, но была ли это кровь мальчика или нет, не имело значения.
Примерно через тридцать ярдов Хадсон чуть не столкнулся с солдатом, который, пошатываясь, проходил мимо, прижимая обе руки к животу, и Хадсон подумал, что этот человек, вероятно, удерживает свои кишки, торчащие из зияющей раны.
Слева раздались три мушкетных выстрела — вероятно, в убегающего пленника.
Хадсону было знакомо это чувство. После битвы, когда ты видел своих боевых товарищей растерзанными и убитыми, всегда приходил такой гнев. И ты чувствовал облегчение, что выжил сам, но хотел уничтожить всех причастных к этому ужасу. Он хорошо это знал, потому что однажды его собственная кровавая ярость привела его к этому моменту. Он должен был добраться до оранжевой палатки с раненым — умирающим? — молодым человеком на плече.
Снимет ли это с него вину? Нет.
Но если бы он мог спасти хоть одного… хоть кого-то… это казалось ему лучшим, что он мог сделать.
Он шел дальше, сапоги увязали в грязи, ноги болели, спина начала протестовать. Вокруг него выжившие голландцы бродили туда-сюда, разыскивая павших товарищей или пытаясь навести хоть какой-то порядок в этом хаосе, и, хотя на Хадсоне не было формы, его никто не трогал. Он казался призраком среди других призраков, плывущих сквозь туман.
Все дальше и дальше.
Еще миля?
Он не видел палатки. Может, он шел не в ту сторону? Может, он неправильно рассчитал расстояние или градус?
Он все шел и шел, его легкие работали на пределе, колени грозили подкоситься. Он миновал ряд из трех пушек размером с фальконет, выстроенных в ряд и безмолвных после смертоносного града картечи. Там стояла повозка с боеприпасами, а команда из шести усталых мужчин сидела в грязи в ожидании каких-то распоряжений от командира, который сам, возможно, был разбросан по полю кусками плоти. Такова была обратная сторона военной славы.
Хадсон наступил на что-то в грязи, что-то попало ему под правый ботинок. Он подумал, что это выброшенный пистолет, и опасно пошатнулся в попытке сохранить равновесие. Хадсон знал, что, если упадет, то больше не сможет поднять мальчика.
Он все шел и шел мимо других раненых, которые с трудом стягивались все к той же палатке.
Наконец, он увидел ее примерно в семидесяти ярдах впереди, в задней части голландского лагеря.
Семьдесят ярдов.
Хватит ли у него сил? Осталось ли в нем хоть что-то от сильного человека, которого он помнил? Сейчас его силы были на исходе.
Он прошел мимо других палаток, не обращая внимания на солдат, смотревших ему вслед, и вошел в оранжевую палатку, где на носилках лежали тела. Внутрь вносили все новые и новые носилки. Три врача в окровавленных белых халатах делали все возможное, чтобы спасти жизни тех, кого уже почти невозможно было спасти. Хадсон также увидел двух медсестер, постаревших намного раньше времени. Их пустые глаза повидали все, поэтому сейчас уже почти не различали перед собой ничего.
Два ряда коек уже были подготовлены. Хадсон подошел к ближайшей свободной койке и уложил на нее молодого солдата.
— Что ты делаешь? Кто ты такой? — По проходу к нему двигался врач в очках и с каштановыми усами. Он сердито посмотрел на Хадсона.
Война в достаточной степени позволила ему выучить голландский язык, чтобы понимать сказанное. Понимал Хадсон и то, что здесь только врачи решали, кого укладывать на койку, а кого на пол.
— Я спросил, кто ты… — мужчина оборвался на полуслове, посмотрев на солдата, лежащего между ними. Хадсон увидел, как веки молодого человека дрогнули, а затем открылись, и он с усилием сфокусировал взгляд на докторе. Хадсон положил руку на плечо мальчика и отвернулся.
Он выполнил свой долг.
Он надеялся, что солдат выживет, но обеспечить это было более не в его власти.
Как быть дальше? Ноги сами принесут его обратно? Что ж, им придется это сделать, иначе Хадсон будет ползти, но, так или иначе, вернется к своим.