Мэтью подождал, пока ее тяжелое дыхание успокоится. Она с трудом приходила в себя после этих явно тяжких воспоминаний.
— Значит, ты веришь, что сила зеркала может быть реальной? — спросил он.
— Я воздержусь от суждений на этот счет. Но, если мы его найдем, я должна сама его испытать.
— Что? Зачем? — встрепенулся Мэтью.
— Я же тебе сказала, я хочу знать, был ли мой отец безумным убийцей. Когда я была ребенком, а потом росла, мне казалось, что все жуткие истории о нем правдивы. Потом… после случая с той женщиной, что убивала детей… я подумала, что в мире есть чистое зло, природу которого я неспособна постичь. Да, в мире есть и человеческое зло, частью которого мне самой пришлось стать. Разумеется, Николас Себастьян Эспазиель мог казнить множество невинных душ. Но, возможно, некоторых из них называли ведьмами не просто так? Кто-то из этого легиона мог и вправду заключить сделку с Преисподней и получить силы в обмен на это? Ты говоришь, что человеческого зла в мире более чем достаточно, чтобы с ним бороться. Я с этим согласна. Но есть ли что-то еще? Что-то в самой глубокой тьме, что дергает за ниточки? Я должна знать, может ли это быть правдой. Я не смогу полностью оправдать Копье и считать его невиновным… но, если я встану перед этим зеркалом и получу ответ на свой зов, я буду знать, что мой отец мог быть не только безумным убийцей. По сути, я хочу взглянуть в лицо аду. И после этого я хочу уничтожить зеркало, чтобы ни одна живая душа никогда не смогла к нему прикоснуться.
— Вдохновляющая речь, синьорина, но в вашем меде засела муха, — сказал Профессор, прищурившись. — Что вы почувствуете, если ваш зов останется без ответа? Если это просто кусок стекла, который будет стоять там и смотреть на вас? Сойдете ли вы с ума в тот момент или попытаетесь наложить на себя руки из-за трагической истории вашего отца? — Камилла замешкалась, и Фэлл добавил: — Я бы сказал так: его история — не ваша. У вас одна фамилия, но, если говорить поэтично, у вас не одна вина на двоих. Так что… если зеркало — это просто кусок стекла, что тогда?
— Тогда я продолжу миссию, — твердо ответила она. — Кем бы ни был мой отец, я все еще его дочь. Мне надлежит вернуться в Испанию и подготовить отчет, которого от меня ждут. А после я уеду.
— А они позволят тебе уехать? — спросил Мэтью.
На это у Камиллы ответа не нашлось. Она отошла и вернулась на свое место рядом с Хадсоном.
Чуть позже полудня повозка свернула на другую дорогу, и Хадсон объявил:
— Мы прибыли.
Мэтью выглянул наружу и увидел довольно большую деревню — намного больше Санто-Валлоне, с центральной улицей и несколькими ответвлениями по обеим сторонам. Под ярким солнечным светом белые каменные домики с красными черепичными крышами и яркими навесами над дворами и садами казались еще насыщеннее. Несколько жителей, проходящих по улицам, с вежливым любопытством наблюдали за незнакомцами.
Мэтью заметил вывеску с изображением летящего белого голубя и сообразил, что это, должно быть, местная таверна. Справа, на боковой улице, стояла небольшая церковь, сложенная из коричневых и белых камней и увенчанная небольшой колокольней. В целом это была процветающая и густонаселенная деревня, и Мэтью возблагодарил звезды за то, что война не затронула, не сожгла и не разрушила это место.
Чуть дальше дорога шла под уклон и переходила в длинные ряды обширного виноградника, взбирающегося на дальние холмы. Повсюду виднелись крупные гроздья винограда, готовые к сбору урожая. Кажется, для этого в итальянском языке было специальное слово? Мэтью вспомнил.
Vendemmia.
Прохладный воздух на возвышенности наполнял пьянящим ароматом темную почву. Здесь пахло пышной зеленью, мускусом и свежестью. Мэтью подумал, что здешний воздух можно практически пить, настолько насыщенным он казался.
Внизу, где начинался виноградник, дорога вела к нескольким белым строениям. Вероятно, это были склады, офисы и тому подобное. Именно туда Хадсон и направил повозку. Арканджело и Трователло последовали за ними.