— Разве мне не следует остаться здесь и помочь? — спросил Арканджело.
— Лучшая помощь — сделать то, что я сказал. Помните: привяжите лошадь за таверной. Если кто-нибудь — кто угодно — появится на этой дороге, пока вы будете там, я не хочу, чтобы вы подставлялись. Просто оставайтесь в таверне. В противном случае, если дорога будет свободна, выбивайте искры из-под копыт лошади и возвращайтесь обратно. Понятно?
— Да.
— Само собой, если вы начнете спускаться и увидите, что кто-то поднимается, возвращайтесь.
Священник кивнул.
— Конечно.
Он направился к двери, почти поравнявшись с Профессором Фэллом. Однако прежде, чем он успел выйти, Трователло вдруг издал каркающий звук, отчаянно бросился вперед и обхватил священника изуродованными остатками рук.
— Мне придется взять моего друга с собой. Он не выносит, когда я нахожусь слишком далеко, — сообщил Арканджело Хадсону.
— Хорошо, как вам будет угодно, но действуйте быстро и помните, что я сказал о лошадях.
Все трое вышли из дома. Валериани встал со стула, прошел мимо Камиллы, взял с полки чашку, открыл маленький белый кувшинчик и налил себе темно-красного вина. Он отхлебнул немного и оглядел присутствующих с раздражающим спокойствием, которого Мэтью, конечно же, не разделял.
— Они придут ночью? — спросил Мэтью Великого, к которому, очевидно, вернулась способность принимать решения.
— Я жду их в любое время. У них есть нужная им информация, зачем им ждать до ночи? — Хадсон кивнул в сторону Камиллы. — Спроси у этого идиота, где его пистолет и заряжен ли он.
Камилла задала вопрос и перевела ответ:
— Он говорит, что пистолета нет.
— Замечательно! — кисло сказал Хадсон. — В доме есть какое-нибудь оружие, кроме того, что я принес?
На этот вопрос Валериани ответил:
— В шкафу в передней комнате лежит церемониальный меч, который мне подарили в награду за мою работу три года назад в Паппано. Это все. — Он поправил очки на носу и пристально посмотрел на Камиллу. — Мадам, вы принесли зло в мой дом?
Камилла перевела его слова о мече, прежде чем ответить:
— Не согласна с вами, Бразио. Зло в ваш дом принесло зеркало. Люди, которые хотят творить зло, жаждут его заполучить и скоро придут сюда. Вы действительно думаете, что такая работа вашего отца может кануть в безвестность?
— Это не только работа моего отца. Большая часть ее принадлежит Сенне Саластре. О, вы бы слышали, какие грандиозные планы он строил и какие давал обещания!
Наконец-то, — подумал Мэтью, — сквозь языковой барьер прорвалось пламя эмоций.
— О, я очень хорошо помню, с какими притязаниями он вклинился в работу отца! Он хотел познать непознанное! И он убедил моего отца помочь ему создать эту штуку! О, какая сила должна была из него вырваться! Какое богатство! Это зеркало должно было помочь узнать секреты, которых не знал ни один другой человек! — Валериани с такой силой опустил свою чашку на столешницу, что красное вино расплескалось во все стороны. — Мой отец был слаб до собственного любопытства! Колдун воспользовался этим, соблазнил и развратил его! И вот теперь сюда пришли вы! И говорите, что придут и другие, кто захочет причинить мне вред. Да, мадам, — он утвердительно кивнул, будто соглашаясь сам с собой, — вы принесли зло в мой дом.
Хадсон направился к шкафу. Он открыл его и увидел внутри прислоненную к стене рапиру с витой рукоятью и выгравированным на лезвии именем Бразио Наскосто. Лезвие выглядело потускневшим, но лучше, чем ничего. Потянувшись к рукояти, он уловил в собственной руке дрожь, взобравшуюся от кисти к плечу и заставившую мышцы дернуться. Сердце бешено заколотилось, и он почувствовал, как на затылке выступает пот. Перед его глазами воскресла сцена битвы с Бромом Фалькенбергом на проклятом болоте Голгофы. Воспоминания проносились с утроенной скоростью, как в наркотическом кошмаре. Хадсон не мог заставить свою руку сжать рукоять рапиры — сухожилия и мышцы сопротивлялись, как и сила воли. Он вспомнил, что сказал Мэтью, Камилле и Профессору на корабле, отплывающем из Альгеро. Он говорил, что больше никогда не сможет взять в руки настоящий меч. Это и правда так? Или же он просто поверил в это?