Остановка сердца и смерть мозга. Так врачи и сказали про отца. Рабочие органы здорового пятидесятилетнего мужчины просто взяли и отказали. Безо всякой видимой причины. Это прибавляло к скорби Оскара какую-то смутную обиду, неизвестно на кого. Почему именно он? Почему Ладвик Фритриксон, счастливый отец, не имеющий хронических болезней и вредных привычек? Почему? Теперь же перед Оскаром замаячили новые вопросы, не менее волнующие: стало быть, он не один? Как это возможно?
- Понимаете ли, какая штука, - продолжал блогер, понизив голос. - Если я правильно нагуглил, обычно при остановке сердца мозг продолжает жить еще минут 10-15, что иногда позволяет реанимировать человека в этот срок. Мгновенная смерть нетипична, а такое количество одинаковых случаев не может быть совпадением. Я подчеркну: этих людей ничто между собой не связывало, все они из разных стран и социальных слоев. Поймите меня правильно, я не хочу раздувать панику раньше времени, как те ребята, что называли эболу вирусом зомби и началом апокалипсиса. Но мне кажется, что это может быть как минимум новой, неизвестной науке болезнью. Знаю, некоторые из вас думают, что я как бы шучу или гонюсь за каким-то хайпом, но поверьте, это не так. Позвольте напоследок зачитать одну цитату, что я слышал когда-то, - он поднял к лицу руку со смартфоном и четко продекламировал. - „Пожар начался в театре за кулисами. Клоун вышел на сцену, чтобы предупредить зрителей об опасности. Они решили, что это шутка и начали аплодировать. Клоун с мольбой повторил предупреждение — в зале началась овация. Возможно и наш мир окончится так же: под аплодисменты зрителей, считающих, что это всего лишь шутка.“
Кьеркегор.
Некоторое время Оскар просидел перед экраном, уставившись в никуда. Он никак не мог переварить услышанное. Новая болезнь? Значит и мама, и он сам тоже под угрозой? И все-таки, почему? Почему именно папа?
Всплыли в памяти его последние слова. "Разве ты не согласился бы умереть..." Что бы это могло значить? Отчего мог захотеть умереть такой благополучный и жизнерадостный человек? Связано ли это как-то с болезнью? Говорили ли что-то подобное те, другие пострадавшие?
Мозги Оскара начали закипать от количества крутившихся в них безответных вопросов. Он почувствовал, что ему срочно нужно хоть немного развеяться.
- Гретель, - окликнул он свою любимицу.
Та вопросительно подняла голову и шевельнула хвостом.
- Хочешь прогуляться?
Конечно же, она очень хотела. Возможно даже больше, чем он сам.
На улице было удивительно тихо. Ветер, большую часть года яростно свистевший меж рядов одинаковых домиков новой застройки Талкнафьордура, в этот день явно решил его пощадить. Крупные хлопья снега неторопливо сыпались на крутые крыши.
"Если это не прекратится до утра, дороги явно придется чистить," - флегматично подумал Оскар.
Гретель, казалось, тоже думала о чем-то своем. Немного опустив голову, она мягко тянула хозяина вперед, без особого рвения, хотя редкие движения ее хвоста из стороны в сторону говорили, что некоторое удовольствие от прогулки она получает.
За 10 минут они добрались до окраины городка, сошли с дороги и поднялись на невысокий холм. Оскар любил этот холм за то, что с него открывался вид на весь фьорд в обе его стороны. Встав лицом к воде, он мог практически целиком видеть слева Талкнафьордур, усыпанный теплыми вечерними огнями. У самого берега высилось хищно-модернистское здание Института, самое высокое на всем побережье, поблескивающее зеркальным стеклом и металлом. К нему примыкала низенькая плоская крыша, нависающая над самой водой - китобойная станция. Их общую территорию ограждал высокий металлический забор, недавно выкрашенный в темно-красный. Справа же находилась коса, уютно закрывающая восточную часть фьорда от ярости океана, а за нее, на северо-запад вдоль берега тянулась длинная и пустая дорога в сопровождении редких одиночных строений. Там не было ничего интересного - с настоящей цивилизацией это место соединяла другая дорога, ведущая из городка на юго-восток. У самого конца фьорда она выходила на Бильдудальсвегур - широкое по местным меркам шоссе, а уже оттуда можно было всего за несколько часов добраться на машине до самого Рейкьявика. Противоположный, южный берег покрывали мрачные скалы, такие же, как те, что находились у Оскара за спиной. Они в любое время года выглядели одинаково неприветливо, но именно эта суровость и подкупала в них Оскара. Отчасти этот вид успел утомить его за 17 лет жизни в Талкнафьордуре, но он знал, что будет скучать по нему, когда уедет.
Он ждал, что Гретель начнет валяться по снегу, как обычно, но та, похоже, была не в настроении. Поняв, что дальше ее сегодня не поведут, она просто уселась на землю и обратила не то обеспокоенный, не то просто печальный взгляд к морю. Оскар присел на корточки и положил руку ей на загривок.