В конце коридора Оскар увидел роскошную белую дверь с вычурной резьбой и позолоченной ручкой. Нет, он не испытал любопытства. Просто он был еще жив. Живые люди обычно двигаются. Поэтому двигался и он, несмотря на то, что в душе будто умер вместе со всеми.
За дверью оказалась ослепительная ванная комната. Ванна на позолоченных ножках, стилизованных под львиные, была гораздо шире и глубже его собственной. Не вполне отдавая себе отчет в своих действиях, он подошел к ней, открыл краны и вставил в слив пробку с оборванной цепочкой. Закралась робкая мысль, что это поможет расслабиться и хоть немного привести чувства в порядок.
Медленно, как настоящий живой труп, он стащил с ног тяжелые зимние ботинки, оставившие цепочку грязных следов на светлом кафельном полу. Одежду он просто побросал рядом с ними - незачем больше было быть аккуратным. Вода была еле теплой - он слишком сильно открыл холодный кран - но регулировать ее он не стал, просто сел на дно, сгорбившись, и тупо уставился на свои ноги. Было в них что-то неуловимо неправильное…
Почувствовал он не сразу, а когда почувствовал, то не вполне понял, что именно. Какое-то едва уловимое давление на барабанные перепонки, вызывавшее постепенно усиливавшийся звон в ушах. Мелкая вибрация в районе грудной клетки. Легкое головокружение. Воздуха будто стало немного не хватать при каждом вдохе. Оскар попробовал вдохнуть поглубже, но внезапно разразился приступом тяжелого сухого кашля, под конец которого его едва не стошнило.
"Что это? - крутилось у него в голове. - Я умираю?"
Вода начала переливаться через край. Ее плеск раздражал, отдавался сдавливающей болью в висках. Оскар потянулся вперед и закрыл кран, а затем откинулся спиной на скользкую эмалированную поверхность и прикрыл глаза. Легче не становилось. Что-то было не так. Поверхность воды покрывала мелкая рябь и от нее исходил едва слышный глубокий гул, напоминающий гудение линий электропередач. Движимый внезапным интуитивным порывом, Оскар набрал в грудь воздуха, с трудом сдержав новый приступ кашля, и погрузился в воду с головой.
Что чувствуешь первым делом, когда ныряешь с закрытыми глазами где-нибудь посреди океана?
Пустоту.
Бескрайние толщи воды спереди, сзади, по бокам и, самое страшное, внизу.
"Если я начну тонуть, то буду тонуть вечно, погружаясь все глубже и глубже в холодную вязкую темноту".
Ужасная мысль, но следующая еще ужаснее:
"Нет. Океан не пуст. В воде что-то есть".
Низкий гул, пробирающий вибрацией до самого костного мозга. Движение водных масс где-то внизу. Что-то поднимается тебе навстречу из тьмы. Что-то огромное. Больше самого большого кита. Больше самого высокого дома. Гораздо больше. И тут приходит ясное осознание:
"Оно меня видит".
Оскар с криком схватился за борт ванны и вывалился на холодный пол, сильно ударившись локтем и коленом. Надо было спустить воду, чтобы заглушить этот проклятый гул, но он понял, что не сможет заставить себя прикоснуться к ней. Едва не поскользнувшись, он вскочил на ноги, схватил одежду и обувь, и бросился прочь из ванной. Никогда в жизни он не испытывал такого неконтролируемого первобытного страха.
В коридоре в его ногу глубоко впился осколок вазы. Оскар резко остановился, тяжело дыша и загнанно оглядываясь по сторонам.
Дом. Земля. Безопасность.
Эти три слова ему пришлось повторить про себя несколько раз, прежде чем паника начала отступать.
Головокружение постепенно проходило. Возвращалась способность мыслить, задавать себе вопросы. Восстановив дыхание, он вытащил из ноги осколок и начал одеваться дрожащими руками. В его голове впервые за последние часы возникло что-то похожее на желание. Ему нужно было узнать причину. Стал вырисовываться хоть и безумный, но все же относительно конкретный план.
Во всем Талкнафьордуре было лишь одно место, где он мог хоть немного надеяться получить ответы.
***
Ледяной западный ветер, бросавшийся горстями твердых колючих снежинок, был как всегда неприятен, но хотя бы привычен. Опустевший, ставший за прошедшие сутки абсолютно чужим город давил на психику гораздо больнее. Дополнял картину редкий тревожно-визгливый лай, доносившийся с некоторых дворов. Но главным испытанием было не смотреть под ноги. Только наверх, ориентируясь по крышам - к счастью, Институт был виден издалека. Оскар не сдержался дважды и дважды его едва не вывернуло от вида посиневших, наполовину заметенных снегом трупов.