Ирэн имела большой успех. В Париже было немало деловых женщин — знаменитых модельеров, удачливых актрис, мудрых консьержек, агентов по рекламе; все они трудились в поте лица, используя, как говорится, не свои, а чужие рецепты по варке варенья, торопились пустить в дело барыши, укрепить свое положение, бывать в гостях, общаться со знаменитостями, быстро обнаруживая при этом предел своих возможностей.
Ирэн очаровала всех своим изяществом, естественностью поведения, не отягощенного претензиями богатой финансистки, наивным и независимым складом ума. За ней ухаживали. Левис не ревновал. С ней жаждали познакомиться довольно влиятельные лица. Среди них — поверенный в делах посольства Италии, охотник до хорошеньких женщин; он, однако, быстро пожалел о своей попытке, так как Италия и Греция в этот момент находились в состоянии конфликта: Ирэн отвернулась от него.
Ирэн была равнодушна к своему успеху. Ей больше нравилось оставаться дома, принимая без всякого шума знакомых греков. Возвращаясь домой, Левис часто слышал в салоне приглушенную беседу, прерываемую скороговоркой: это собирался Благотворительный Греческий комитет. Он не понимал, о чем шла речь, школьные познания основ греческой лексики тут ему не помогали. На Олимпе словно крякали утки. Познакомившись с четырьмя-пятью посетительницами — среди них была и тетя Клитемнестра, — он заскучал: все они были очень смуглыми, очень богатыми, с подведенными бровями, с глазами, блестящими, как леденцы, на пальцах — неправдоподобно крупные изумруды и бриллианты, словно куча битого стекла.
Он уходил к себе в комнату, забрасывал ноги на стол и все думал, думал об Ирэн, пытаясь понять, как, не лишая ее ласки, все-таки одержать над ней верх.
| КОТИРОВКА ДНЯ | ||||
|---|---|---|---|---|
| Проценты | Котировка предыдущего дня | Обладатели ценностей | Начальный курс | Окончат. курс |
| 70 | 1065 | Банк «Апостолатос» | 1080 | 1106 |
| 540 | Франко-Африканская корпорация | 535 | 510 | |
Три недели спустя после эмиссии сумма греческого займа была перекрыта в два раза — тут же, у окошечек банка «Апостолатос». Однажды вечером Ирэн и Левис решили нарушить одиночество и отпраздновать этот успех.
Начался праздник радостно. Ирэн была в платье из металлической нити, что усиливало ее жаркую восточную смуглость, подчеркивало игру серебра и черни, как на иконах.
«Она — само совершенство», — подумал Левис, зайдя за ней в спальню и любуясь ее гибким телом в обтягивающем, переливающемся, как змеиная чешуя, платье.
Они роскошно поужинали, поглядывая на танцующих, — покатые женские плечи, строгие смокинги. «Знать с улицы Мира, громкий смех, избыток косметики — как не похоже все это, — думала Ирэн, — на ночной Триест, где всего два кинотеатра да офицеры в форме, чинно прогуливающиеся перед кафе Венето». Весь вечер они переходили из одного кабаре в другое, от улицы Комартен до Монмартра. Там Левису встретились друзья.
Пока какой-то танцор, освещенный лучом прожектора, уносил под крики «браво!» свою партнершу, закинув ее, как козочку, на плечи. Ирэн познакомили с красивой, уверенной в себе женщиной, пожалуй, увядшей, но с ярким, как цветок герани, ртом и лживыми глазами: та рассыпалась перед Ирэн в любезностях.
Улучив минуту, Ирэн спросила у Левиса, как ее зовут.
— Да это Элси Маниак.
Левис часто рассказывал о ней, и Ирэн, еще не зная ее, уже возненавидела.
— Мне неприятно думать, что она существует, — однажды сказала Ирэн.
Как обманчивы бывают представления о людях, которых не знаешь! Элси Маниак показалась Ирэн очаровательной. Они прониклись друг к другу симпатией, танцевали и пили вместе.
Около часа ночи втроем они вышли на площадь Пигаль. На воздухе им стало как-то не по себе. Припаркованные машины заснули. Световые вывески впали в летаргию.
— Как не хочется домой! — сказал Левис.
— Может быть, зайдем ко мне на рюмочку, по-дружески? — предложила мадам Маниак.
— Ты согласна?
Ирэн подчинилась, отдавшись чужой воле. Она чувствовала, что ею вертят как хотят. От Левиса невозможно было отбиться. И у нее не было сил противиться насильственному потоку, который нес ее к какой-то развязке.
На дикой скорости машина бесшумно мчалась в холодном тумане вдоль Сены. Странный темный дом — экзотические неприятные безделушки, фигурки Будды, куклы, ароматические светильники, разноцветное стекло бутылок. В полумраке плыли перед глазами Ирэн книжные переплеты и шкуры пантер с глазами огромными, как бабочки.
Она пошатнулась, теряя сознание.
Левис и Элси Маниак смеялись. Они усадили Ирэн между собою на диван среди беспорядочно брошенных, расшитых золотом подушек, которые холодили кожу.
— Спасибо, мне просто стало нехорошо, нет никакой необходимости меня раздевать.
«Неужели другим никогда не приходится обманывать тех, кого они любят?» — думал Левис, пытаясь разобраться в смятении своих чувств, идя в одиночестве по набережной. Вечер был черным, как кофейная гуща, но по нему нельзя было угадать будущее.
Он ушел из дома рано утром, когда Ирэн еще спала, а вернулся поздно ночью, немного взволнованный, но довольный. Ему нравилась в Ирэн ее чистота, так нравилась, что он не мог ее больше переносить. И впрямь она защищала Ирэн от всего — от подозрений, от опасностей; позволяла ей оставаться самой собой; никогда не делая усилий, чтобы услужить ему, понять его, Ирэн и спала-то в кольчуге этой чистоты…
Неужели нельзя выбрать что-то среднее между женщинами в звательном падеже и женщинами в повелительном наклонении?
Жить в Париже после тридцати лет — значит окружить себя сообщниками. Иначе надо уезжать. Раз Ирэн согласилась перебраться во Францию, рано или поздно ей придется «ужиться».
Левис подумал о том, что легкая распущенность, которую он позволял себе с женщинами, когда они ему просто нравились, с любимой кажется каким-то анахронизмом. Он размышлял об этом, не допуская мысли о возможности изменить самого себя — мысли, которая так часто нас посещает и которую мы привычно от себя отгоняем.
Нет, он не усложнял себе жизнь, он упрощал ее.
Он упростил ее до такой степени, какую и предугадать было невозможно. Вернувшись, он застал дом пустым. Два дня он ждал. Затем, терзаемый угрызениями совести и отчаянием, на что, казалось, не был способен, он за двое суток объездил весь Париж, Лондон, Триест. Безрезультатно. Ирэн исчезла бесследно.
На восьмой день он получил телеграмму: она просила его приехать к ней на остров Корфу.
Она согласна его простить? Он готов был проделать любое путешествие, лишь бы снять с души эту тяжесть. Визу он получил с трудом, так как отношения между Италией и Грецией оставались напряженными. Наконец ему удалось сесть в Бриндизи на итальянский корабль, полный солдат.
На закате следующего дня посреди неспокойного моря возник неподвижный остров Корфу. Поднятием флага они поприветствовали корабли «Граф Кавур», «Юлий Цезарь», «Святой Марк», «Леопард» и другие знаменитые итальянские суда, которые поблескивали серыми металлическими боками, направив свои расчехленные пушки на старинную крепость, защищенную теперь только вьющимся виноградом. На главных зданиях города был высоко поднят белый флаг. Город спокойно предавался хозяйственным заботам, Италия только что объявила, что остров в блокаде.