Сейчас хан отдавал повеление командиру своего лучшего тумена.
— Ты со своими воинами должен переправиться через Елюен севернее порогов и двинуться на запад. Там нет городов, но есть сёла, в том числе торговые, по берегам малых притоков. Дома сжечь, население уничтожить. В живых не должен остаться никто. Такова наша священная воля!
Последние слова, хочешь-не хочешь, пришлось говорить громко, и в ответ послышался громовой отклик: слушаю и повинуюсь!
Темник, назначенный командиром отряда, пятясь, вышел.
— Что ты скажешь на этот раз? — спросил хан у Ар Мениха, который всё время просидел молча, словно его и не было возле трона.
— Одна ухо, сияющий повелитель, у вас ещё есть. Очевидно оно вам мешает.
— Негодяй! Это тебе мешает твоя голова, недаром ты сидишь согнувшись, словно тебе её уже срубили!
— Я не вмешиваюсь в дела управления. Все ваши ошибки, как и правильные поступки вы делаете сами. Я лишь предупреждаю вас о последствиях. Вы перенесли ставку на правый берег. Это был правильный поступок, и разве я возразил хоть полсловом? Теперь вы вновь вторгаетесь на левый берег, и я говорю: это неверный поступок. Но решаете вы. Угодно терять уши — в добрый час. Я обещал беречь вашу жизнь, об ушах, носе и иных частях речи не было.
— Замолкни, негодяй!
— Это нетрудно сделать, но сначала позвольте дать вам совет. Остановите войска, пока они не перешли реку, и никогда не переступайте на тот берег.
— Как ты глуп, а ещё слывёшь мудрецом! Нам не нужна их выжженная земля. Мы не собираемся ничего там захватывать. Мы желаем всего лишь покарать ослушников, а потом наши воины уйдут, и пусть их мертвецов хоронят лисы.
— Ваше величество, вы позабыли собственные слова: где ступили ваши войска, там и вы вместе с ними.
— Ты здесь не умствуй, а следи, чтобы никто прежде времени не обнаружили наши войска.
— Отличная оговорка: прежде времени. Значит, можно вообще ничего не делать, а когда тайны сами выплывут на свет, молча решить, что время настало.
— Нам повторять, чтобы ты замолк?
— Как можно, сияющий повелитель? Слушаю и… это… повинуюсь!
Большое торговое село раскинулось у одного из притоков Елюена. Города у него и впрямь не было, дома и юрты раскинулись вольно, ничем не огороженные.
Ханские сотни приблизились к селу в полном молчании, утро только близилось, рассвет ещё не наступил, и никто не замечал приближающееся войско.
Нойон-хан выхватил шашку, секанул недвижный воздух.
Сотни копыт вспороли землю. Взметнулись клинки, у иных всадников в руках запылали факелы. Село должно быть сожжено, и с этим незачем тянуть. Всё происходило в тишине, крики и боевой визг раздадутся потом, когда разбуженные жители начнут заполошно выскакивать из горящих домов, и всадники станут рубить их всех без разбора. Такова воля сияющего владыки.
Нойон-хан поднялся на небольшой пригорок, откуда было бы удобно наблюдать за сражением. Хотя, какое это сражение? — казнь непокорных, кровопролитие, месть тем, кто прислал послов, оскорбивших величие.
И он увидел, что с близкого неба, ещё не начавшего светлеть, опускается что-то вроде огненной паутины или моросящего, но тоже огненного дождя. Оно не могло осветить небо или землю, но было отлично видно в предутренней мгле. Конную лаву оно настигло, когда до домов оставалось меньше, чем ничего.
Ни дома, ни юрты, ни даже сараи и ограды не пострадали от небесного огня, а нападавшие: кони и всадники один за другим вспыхивали дымным пламенем и падали, обращаясь в чёрные головни. Лучший тумен был уничтожен во мгновение ока, а село, кажется, даже не проснулось.
Нойон-хан не стал долго смотреть, как огненная граница движется в нему. Он рванул поводья, подняв коня на дыбы, и поскакал к реке, где на самом берегу остановилась его свита. Добраться туда он не успел, что-то ударило его в спину, хан кувырнулся с седла, свет перед глазами померк. Очнувшись хан почувствовал, что стоит на коленях, а руки крепко стянуты в локтях. Подняв голову, он обнаружил себя в незнакомом зале с каменными стенами. Перед ним сидело несколько человек, лица их были закрыты.
— Что ты можешь сказать нам, Нойон-хан? — раздался вопрос.
Хан молчал. Не привык он говорить, стоя на коленях, да и сказать ему было нечего.
— Тебе было объявлено, что ты не можешь претендовать на земли по левому берегу Елюена. Однако, ты пришёл сюда.
— Мы не собирались здесь ничего захватывать, — Нойон едва ли не с ужасом понял, что оправдывается. — Нам не нужны эти посёлки, и мы не собирались брать здесь какую-то добычу. Мы всего-лишь желали наказать непокорных.