Вот и стали выживать, кто как мог. Работали на земле всей семьей, разводили птицу. Одно время даже корова была. Пришлось отказаться. Кормить больно хлопотно. Не деревня все ж таки…
А главное — "бомбил" Петрович. Постоянно. И место у него свое было — площадь Хмельницкого. Ага, именно что "свое место". Петрович за него каждый месяц исправно "отстегивал" бригадиру, из своих, таксистов. А тот в свою очередь, передавал их бандитам, "крышевавшим" эту территорию.
Платить, кстати, приходилось по-божески. В этот год, к примеру, такса — сто рублей в месяц. Жалко, конечно, но что поделать? Такая система работала годами. Существовала она и сейчас. С той лишь разницей, что бывшие "уркаши", рэкетиры и убийцы, словом, выродки и отбросы рода человеческого, постепенно отрастили волосы, сменили кожаные короткие куртки на стильные деловые костюмы и стали порядочными предпринимателями. Строили цеха, жилые дома, магазины, помогали интернатам, не скупились на церковь. Но налоги с трассовских шлюх, таксистов и мелких лавочников все еще собирали.
"Скорее, по привычке", — думал Петрович…
Им давно не делали погоды жалкие гроши, получаемые от работяг. Они ворочали миллионами и миллиардами. Но все же кровушку рабочего класса сосать продолжали. Кто знает, может, кровь эта с привкусом нищеты, горя и отчаяния, уже была для них каким-то наркотическим отваром, без которого жизнь не казалась полной и красочной. А может, просто чувствовали, что заниматься этим пока можно. Пока за это не стреляют и не везут на лесоповал, туда, где кисти рук вскоре приобретают форму топора или рукояти пилы "Дружба", и со временем начинаешь сходить с ума или молить о смерти как об избавлении.
Если бы не его "пятерка"! Кормилица! Именно она не дала семье вконец опустить руки, приносила хоть какие-то деньги в дом. Считай, она обучила сына в институте и отправила его в Киян, за лучшей жизнью. Он и женился там, не на местной, правда. На такой же, как и он сам, "путешественнице". Ничего, живут, квартиру снимают… Работа у сына хорошая, надежная. Даже по нынешним временам не выгнали.
А как сын уехал, ему с женой и совсем терпимо стало. Шли годы, жизнь потихоньку налаживалась. С горем пополам, стали платить пенсию. И даже подняли оную до того уровня, когда человек, живя на нее, мог хотя бы не подохнуть с голоду. Сын встал на ноги, помощи больше не просил. Петрович с женой хозяйствовали потихоньку, живность кое-какую так же держали, исправно огород обрабатывали. Так что картошка, овощи да фрукты-ягоды были свои. А много ли им надо?
Петрович сам ухаживал за своей "пятеркой", холил ее и лелеял. Она отвечала ему взаимностью. Не "брыкалась", не ломалась, а, словно старая добрая крестьянская лошадь, всю свою жизнь покорно тянувшая, то плуг, то телегу, преданно смотрела на Петровича своими потускневшими от времени передними фарами…
Петрович аккуратно припарковался невдалеке от серой "многоэтажки" с кричащей вывеской над пристройкой у первых двух этажей: "Казино. Ночной клуб. Best".
На площади народу практически не было. Только пустая 134-я маршрутка, гостеприимно распахнув двери, стояла на остановке.
Но ничего… Кировогорск, конечно, не Нью-Йорк. Но Петрович по опыту знал: за ночь хотя бы пара пассажиров — но будет. Загулявшие мужики, сорокалетние бабы, засидевшиеся в ресторане с подругами, подвыпившие компании, вдруг захотевшие попариться, и желательно не одни. С таких можно смело по ночному времени и пятьдесят рублей брать. Или сорок, "на "крайняк…" Глядишь — рублей сто в кармане. А чего? Петровичу последние месяцы по ночам все равно не спится. Старость, видно наступает…
Он захлопнул дверь и, подойдя к группе мужчин, пьющих кофе из одноразовых пластиковых стаканчиков и наблюдающих за партией в нарды, разыгрывающейся тут же на капоте белой "шестерки", поздоровался. С кем за руку, кого так поприветствовал.
— Слышь, Петрович, я к тебе завтра заеду? — лениво спросил сонный пузатый мужик, не отрывая взгляд от игры. — Че-то мне кажется, "движок" у меня барахлит.
— Давай, заезжай… Кто последний то?
— За мной будешь, — ответил коротко стриженый загорелый таксист, прикуривая.
Петрович облокотился на машину и стал наблюдать за партией. Прошел час. Таксисты постепенно разъезжались, отвозя пассажиров в разные точки города, и вновь возвращались. Площадь стала и вовсе пустынной, перестали ходить последние маршрутки. Несколько таксистов, попрощавшись, уехали отсыпаться, чтобы завтра вновь "сесть за баранку". Загорелый таксист тоже подал Петровичу руку и повез жирную тетку на Черемушки, где и сам жил.