— Когда вернете Трговиште? — мягко спросил Толбухин.
— Не сегодня-завтра.
— Надо обязательно вернуть, чтобы противнику неповадно было совать свой нос в освобожденные города и села. Неприлично, знаете ли, в гостях сдавать свои позиции. Перед хозяевами неудобно.
— Понимаю.
— Вы уж постарайтесь, пожалуйста. Не огорчайте старика. Между прочим, вы какого года?
— Девятисотого.
— У вас все еще впереди, Николай Николаевич! А я родился в прошлом веке, и недаром один высокий товарищ назвал меня старомодным.
Шкодунович улыбнулся в черные, как смоль, усы. Разговор начинал приобретать дружеский, откровенный тон.
— Да вы садитесь, Николай Николаевич, — сказал Толбухин. — Вы, я слышал, имеете склонность к научной работе?
— Может быть, это слабость для строевого командира?
— Нет, это хорошо. Опыт войны должны обобщать сами ее участники. А то, вот, полюбуйтесь, что там сочиняют штатные исследователи, — он достал из ящика письменного стола свежий номер военно-теоретического сборника, полистал его до нужной страницы и положил перед комкором. — Читали? Нет?
Шкодунович посмотрел на заглавие статьи — «К вопросу о развитии оперативного прорыва». Над заглавием стояло хорошо знакомое с академической поры имя доктора наук.
— Не читал, товарищ маршал.
— Ну и не читайте. Не тратьте понапрасну времени. Сплошная компиляция и никому не нужные прописные истины. А, между прочим, сколько нового фактического материала накопилось за войну, одна Ясско-Кишиневская операция чего стоит! Вот бы толково написать о том, как наши войска окружали немцев в Бессарабии. Ведь то был, пожалуй, весьма поучительный прорыв. Как вы считаете?
— Красивая была операция, хотя мне и попало, когда мой корпус в горячке наступления захватил часть полосы девятого корпуса.
— Помнит, помнит! Между прочим, я вас ругал тогда заглазно. Кто же передал вам, если не секрет?
— Генерал Бирюзов.
— Как он теперь там, в Софии… — задумчиво произнес Толбухин. — Дипломатом заделался наш Сергей Семенович. Трудненько ему, наверное, ладить с союзниками. Нам с вами проще, Николай Николаевич. Вот тебе передний край, вот разграничительная линия между фронтами, — давай, действуй. А за круглым столом ничего такого нет, и, неровен час, твой вежливый собеседник атакует тебя с любого фланга или даже зайдет с тыла.
Толбухин говорил все это с притаенной грустью. Видно, крепко он сдружился с генералом Бирюзовым, вместе с которым прошел огонь и воду и медные трубы Отечественной войны. В больших усталых глазах маршала было сейчас столько мужицкой доброты, что Шкодунович невольно поддался его настроению.
— Вас, наверное, интересует, сколько вы еще провоюете в Югославии? — неожиданно спросил Толбухин и грузно поднялся из-за стола, подошел к карте. — Думаю, что недолго. Теперь югославы сами могут справиться с группой армий «Эф». Между прочим, любопытно, что немцы, перебрав за войну почти весь алфавит, оставили нам под конец одну из самых последних букв. Хотя мы с вами и на крайнем левом фланге всего стратегического фронта, однако только одной «Эф» нам определенно мало. Будем подвигаться поближе к Будапешту, за которым Вена, а там и Берлинский меридиан. Но пока что померяемся силенками с противником вот тут, за Дунаем, — он размашисто обвел указкой весь район юго-западнее венгерской столицы. — Вашему корпусу тоже, конечно, найдется работенка. Когда, где и что — еще сам не знаю точно. Но могу сказать, что скоро, скоро.
Шкодунович утвердительно качнул своей красивой головой.
— Да, чуть не забыл. У меня же есть к вам одно весьма тонкое дельце.
— Слушаю вас, — и комкор снова чутко насторожился (приберег все-таки что-то неприятное).
— Вот, почитайте.
Это было письмо капитана Лебедева, адресованное лично маршалу Толбухину. Не рапорт, не докладная записка, которая вряд ли могли так просто добраться по служебной лестнице до командующего фронтом, а именно личное письмо. У Лебедева нашлась верная зацепка: он был земляком Толбухина, тоже из ярославского пригородного села, — потому-то письмо без всяких задержек и было передано по назначению.
Капитан Лебедев просил разрешения на брак с югославской гражданкой Недой Симич из города Ягодины.
— Ну, что скажете, Николай Николаевич?
— Я затрудняюсь. Случай из ряда вон выходящий.
— Вот так. Вот и с такими просьбами обращаются ко мне. Думают, что командующий фронтом все может. Парень-то он стоящий?