Солдаты засмеялись.
— Как вытянулся, скоро меня догонит, — говорил Ян Августович, приглядываясь к сержанту. — Растут, растут люди в единоборстве с танками!
— Вчера еще одного ловко зацепил, — сказал командир дивизиона.
— Молодец!.. Так вот, товарищ Тишин, вы теперь кандидат партии, — Лецис обнял его, ощутив юную гибкость тела, — высок да тонок!
— Спасибо, товарищ подполковник, — осевшим голосом ответил Тишин, и слезы навернулись на его глазах.
Ян Августович хорошо понимал состояние парня. Люди на войне привыкают сдержанно относиться к любой славе и даже первый боевой орден не вызывает у них такого волнения, как эта тоненькая книжечка — знак непосредственной принадлежности к партии. Ему доводилось видеть слезы и на лицах прославленных героев, принимавших партийные билеты с необыкновенным душевным трепетом. Он сам будто становился моложе всякий раз — в эти минуты приобщения новых людей к ленинскому союзу единомышленников, хотя уж он-то, казалось, привычно выполнял свои обязанности начальника политотдела.
— Поздравляю, товарищ Тишин. Надеюсь, мне, старику, не придется краснеть за вас.
— Большое спасибо, спасибо вам, товарищ подполковник. Ваше доверие я оправдаю… — говорил Микола, тщательно, аккуратно вкладывая кандидатскую карточку в заранее приготовленную обложку и пряча ее в левый заветный карман гимнастерки.
Старшина Нефедов поздравил его последним, но руку пожал с чувством, — не поминай, мол, лихом своего помкомвзвода.
А Тишин забыл сейчас про все обиды. Да разве кто обижал его когда-нибудь нечаянным словом, и если что и говорил тот же старшина Нефедов, так это пустяки, обычные пересуды. В душе он стал коммунистом еще на Южном Буге, увидев на виселице свою сестру Оксану, но теперь он и по документам — полноправный коммунист. И он, Микола Тишин, будет верен партии всю жизнь, он клянется в этом здесь, перед дулами немецких пушек…
Такие слова он приготовил тоже заранее, чтобы сказать их начальнику политотдела, однако не сказал, растерялся, — тихие мужские слезы оказались посильнее торжественных, громких слов.
На обратном пути Лецис решил побывать на НП комдива, — благо, что кругом было по-прежнему тихо. Он не спеша поднимался на изрытую снарядами высотку, то и дело огибая старые воронки. Шел и думал о солдатах. Каждый из них воюет по-своему. Вот Медников воевал этак весело, что ли: всегда с шутками-прибаутками, с ядреным крестьянским словом. Умел сапер мудро относиться к смерти, и даже при встречах с ней лицом к лицу мог, наверное, улыбнуться в глаза старухе. Это не было наигранным солдатским равнодушием, нет. Он знал цену жизни и отлично понимал, что война — жестокая работа, которую не осилить без артельного азарта. И он перелопачивал на фронте землю, как у себя дома.
А вот Тишин воюет по-другому: строго, серьезно, с молчаливым ожесточением. Не только потому, что у него особый счет к немцам — за повешенную сестру. Парень чувствует себя в долгу перед людьми, которые с первого дня войны в действующей армии. Таким, как он, может, всего труднее. Но и он теперь, конечно, приободрится, душевно приосанится. Надо будет проследить за тем, чтобы парень не ходил в кандидатах дольше положенных трех месяцев.
До НП оставалось уже совсем немного, когда разом, наперебой заговорили немецкие пушки. Ян Августович спрыгнул в мелкую траншею хода сообщения и, пригибаясь, побежал наверх, к землянкам наблюдательного пункта. Однако сильный огневой налет все-таки заставил его лечь на дно траншеи. «Как там сейчас мои к р е с т н и к и?» — подумал он о людях, которым вручил сегодня партийные билеты. Он знал, что вступление в партию — нелегкий психологический барьер: жизнь начинается как бы наново, и все, что сделано до сих пор, кажется таким незначительным и малым, что человек бывает способен и на опрометчивый поступок. Да, сколько их погибло, молодых коммунистов, за эти годы… Обстрел командной высоты так же внезапно оборвался, — немцы перенесли огонь на передний край. Лецис встал, выпрямился и поглядел в сторону Секешфехервара. Там в одну минуту смешались небо и земля. Вечерний бой достигал наивысшей силы, когда вот-вот двинутся в атаку уцелевшие гитлеровские танки. «Ну, Микола, поровнее, поспокойнее веди себя в этом кромешном аду боя!» — хотел бы он сказать сейчас Тишину.
А Микола в это время думал: «Только бы товарищ подполковник успел выйти на дорогу, где его ждет, наверное, машина. Только бы не застиг его налет в чистом поле». Он все оглядывался назад, пока там бушевал огонь, не обращая ни на кого внимания, даже на помкомвзвода старшину Нефедова, который пытался перехватить Миколин тревожный взгляд. И когда в тылу стихло, Микола с облегчением, прерывисто вздохнул, повеселел, хотя наступали самые тяжкие минуты огневого поединка с танками, рев которых уже местами прорывался сквозь артиллерийский гул.