Таким кристаллом для Шавеля стала вся планета! И радостно приняла в свои объятия личность одного из своих детей.
Если планета Дараэ подождет еще пару сотен лет, у нее может объявиться свой Бог? Или демиург? И он будет осознавать себя.
Не как Веля, нет. Разве что в основе останется нечто от Шавеля. Любовь ко всему живому, законы равновесия, уважение к жизни, забота о даэрте и Дараэ.
В каком-то смысле для него это действительно смерть. Смерть сознания, смерть части разума, и то, что получится, уже не будет Шавелем.
Но в основе его будет разум даэрте. Сознание даэрте.
И запрет на причинение вреда живому.
И любовь к своему народу, к своему дому. И много другого, что обещает нелегкую жизнь завоевателям. Но это будет еще очень нескоро.
А пока…
Пока ноосфера сходила с ума. Или приходила в него? И то и другое было одинаково нелегко для ее обитателей. Но сделать они ничего не могли, оставалось только перетерпеть.
Разве что Элрану приснился Шавель. На следующий же день.
— Вель!
Виной в голосе молодого даэрте можно было два моря наполнить.
— Ран, ты чего? Грустишь, как бурундук над разоренными запасами?
Элран не стал врать ни себе, ни другу. Даже во сне.
— Это я все виноват. Что ты умер.
— А как я с тобой разговариваю, если я умер?
— Ты мне снишься.
— Ага, — сообразил Шавель. — А если я тебе скажу что-то такое, что знали только мы, ты мне не поверишь. Ран, я не умер.
Элран и так не поверил. Увы.
— Ран, сделай мне одолжение? Не страдай. Лучше помоги королеве.
— Королеве?
— Я кое-что сделал. Я надеюсь, этого хватит, но буду помогать и дальше. Послушай меня и запомни. Я хотел получить доступ ко всей информации, которой владеют ша-эмо. Я справился, но ее оказалось так много, что мое тело не выдержало. А вот разум — жив.
Элран кивнул.
— Допустим. И…?
— Мой разум жив. Доступ к информации у меня есть. И я буду тебе сниться. Другого пути ее передачи я пока не нашел, к сожалению.
— Снись, ладно? Мне так легче, — Элран конечно, не поверил. Но и отказываться не стал.
Здесь и сейчас он видел своего друга живым и здоровым, веселым и улыбающимся. А это так много! Невероятно много!
— Договорились. Ран, прекрати грызть себя. Я жив — и собираюсь выгнать отсюда ша-эмо.
Элран не стал спорить с другом. Он жив, это главное. Самое главное.
И жить Элрану после этой ночи стало чуточку полегче, но юный даэрте никому и никогда не расскажет об этом сне. И так он грыз себя поедом за то, что не спас друга.
Что согласился на авантюру, что…
Мало ли поводов для самоедства? Ох, хватает. Зубастый зверек совесть…
Элран молчал, а планета привычно двигалась по своей орбите. И время шло…
— Вы работаете с этой планетой вот уже сколько? Шесть лет?
— Восемь, Командор.
— И до сих пор никакого результата?
— Почему же? Планета практически освоена, население в резервациях…
— Это смешно, Лакс! Я видел планету с орбиты — вся эта зелень как была, так и остается…
— На планете есть и города.
— Что это такое⁈ Это — города⁉ В них жить невозможно, там ничего не работает! Освоено только семь процентов планеты! За восемь лет, Лакс! Восемь! Лет!
Лакс Рей, наместник планеты Дараэ, зло поглядел на Командора.
Семь процентов! Да ты бы, дрянь такая, и десятой части не сделал! Думаешь, тут все так легко и просто? Прилетел, выжег напалмом и строй?
Здесь все не так легко! И Дараэ — планета особая, и подход к ней нужен… ему бы еще лет десять, и он бы справился! Стоит сломать Королеву этих тварей — и планета сама ляжет ему под ноги! Он ведь объяснял, писал докладные, просил прислать толкового помощника…
Нет, прислали на его голову этого военного!
Издеваются они, что ли, всем Советом и каждым Координатором?
— Вы докладывали, что у вас в плену находится правительница местных аборигенов?
— Да.
— Почему до сих пор вы не склонили ее к сотрудничеству?
— Потому что я над этим работаю, — огрызнулся Лакс. — Работаю!
— Плохо работаете.
— Уж как умею…
— Приказ, — Командор провел рукой над наручным компом, и над компом Лакса засветился вирт-лист приказа. — Читайте.
Лакс пробежал глазами по строчкам, скрипнул зубами.
Сволочь!
С этого момента Командору передавалась вся власть над Дараэ, чтобы он «выявил и исправил недочеты». Ну-ну…
— Где эта правительница?
— В камере.
— Проводите меня в лабораторию, и прикажите провести ее туда же.
Лакс покачал головой.
— Зря вы это, Командор. Зря.
— Я не просил ваших советов. Вы получили приказ?
— Да.
— Исполняйте.
Лакс скрипнул зубами и вышел.
Вот ведь… наприсылают из штаба… всякого. А кому исправлять?
Ему потом все это исправлять, ему… почему, ну почему прислали не Дорна? Он же просил! Он же писал! С Дорном он бы и договорился, и работали бы они вместе, и объяснить старому другу все можно, а этот… лом титановый!
Лакс Рей искренне считал, что люди делятся на две категории. Первая — люди физического труда. Они большие, сильные (не завидует он! Хотя тому же Командору уверенно смотрит в диафрагму, а когда они стоят рядом, на ум приходит сравнения с больным червяком! Сказано же — НЕ ЗАВИДУЕТ!), они созданы для того, чтобы не приходилось напрягаться второй категории людей. Они незаменимы, когда надо, к примеру, передвинуть шкаф, выкопать канаву, пойти на войну… ясно же! Для того их мир и создал!
Вторая категория — люди интеллекта. Именно так, не интеллектуального труда, а интеллекта. Потому что думать, планировать, играть в трехмерные шахматы — это не вполне работа, это образ жизни. Если привык Лакс просчитывать свои действия на сорок шагов вперед, он так и будет делать. И понятно же, что он самой судьбой предназначен, чтобы управлять этим стадом баранов. А заодно учить тех, кто глупее. Учить правильно управлять.
Признавать интеллект за людьми вроде Командора Лакс решительно отказывался. Тупые же вояки!
Фу!
Признавать за ними право распоряжаться своей судьбой, или оспаривать его приказы? Об этом вообще речь не шла. Никогда!
И вот, словно насмешка!
Он, человек развитый, тонко чувствующий, стратег и тактик, вынужден подчиняться вот ЭТОМУ!
Тупой вояка!
Лакс скрипнул зубами, но….
Проводить?
Хорошо же! И провожу, и покажу, и дождусь, пока ты наделаешь кучу ошибок! И сделаю так, что эту кучу навалят на твою могилу. А я приду и воткну табличку.
Только вот…
Одну мысль Лакс гнал от себя, словно назойливую муху.
Допустим, Командора-то он утопит. А сам выплыть сможет?
Как же Салея их ненавидела.
Нет, не так.
НЕНАВИДЕЛА!
Она никогда не думала, что ярость бывает такой.
Ослепительной, оглушающей, невероятной….
Когда за дверью ее камеры раздались шаги, Салея привычно скорчилась на своей койке. Закрыла лицо, чтобы не выдать себя сразу же, с первой секунды. Держаться, держаться, ДЕРЖАТЬСЯ!!!
Цивилизация не признает гнилой соломы и крыс в казематах.
Цивилизация несет с собой нечто иное. Хотя Салея была бы рада соломе — это часть живого, настоящего… и крысам! Они тоже — живые!
Но не было ничего!
Белые стены, пол, потолок, гладкие, словно ты внутри яйца. Откидная койка. Стол и стул. Все из белого пластика, легкого и прочного. Не сломаешь. Никак…
В углу — отверстие для физиологических нужд. Над ним сосок душа.
И — свет,
Слепящий яркий свет, от которого не спрячешься, даже завернув голову в тонкую наволочку. Одеяла на кровати — и то нет.
Комфортная температура. Впрочем, она знает, как легко в камере может наступить мороз. Или адская жара, когда в теле не остается ни капельки лишней жидкости. Это не пытки, нет. Это сбои в системе, так и записано. Или эксперименты…