Ему стыдно от того, что его собственная мысль коснулась такой низости. Он, король Влиндер, считающий себя продвинутым и милосердным королем, покровитель искусств и просвещения позволил себе допустить мысль о грязной псарне или унижении по отношении к самому дивному экземпляру своей коллекции!
Лея молчит – она равнодушна к своей судьбе: там, на югах, смерть явление куда более частое, чем здесь. Там смерть приходит чаще и к ней привыкают гораздо быстрее и даже дети уже не страшатся умереть во сне, ведь смерть начинает казаться им просто необходимой частью, а не холодной неизбежностью…
Молчат советники. Они заворожены. Эти советники – мудрейшие помощники короля, среди которых скептики, казнокрады, снобы, циники и жестокие люди, оправдывающие себя одним лишь благом во имя королевства, молчат, покоренные танцем, в котором зеркало мира.
И в каждом из них просыпается что-то хорошо спрятанное, забытое. Во имя блага королевства эти советники хоронили свою совесть и рвали свои души, прятали правду, принимали ложь, словно бы яд, упивались властью и страхом, но внезапно что-то коснулось их, что-то затронуло в этом танце пленницы и теперь пришло смятение.
И пусть это смятение длится недолго, пока они не возвращают себя в прежнее состояние, но оно есть, это смятение!
И Лея видит это. И Лея счастлива – ведь если танец действует на души, если он отражается в сердцах, запечатлевает сам себя, значит, она не зря танцует, значит, не зря ее свобода!
-Где ты так научилась? – король говорит тихо, приглушенно, собственный голос предает его.
-У моего юга, - отвечает Лея, - у моих полей и лесов, у моих костров и волн, у моих птиц и моего ветра.
В ней нет страха. В ее теле смирение, но взор выдает огонек, которое выдает отсутствие покоя и принятия.
-Назначаю тебя, Лея, главной танцовщицей моего двора, - решает король Влиндер.
Лея отвешивает изящный поклон.
***
У Леи есть покои и собственная служанка, есть множество платьев и лент. Каждый день ее волосы расчесывают костяными гребнями, закалывают тяжелыми жемчужинами и туго шнуруют её тело.
Каждый день ее лицо протирают лавандовым отваром, а она вспоминает, как бегала босой по лавандовым полям и странное чувство щемящей тоски рождается в сердце.
Каждый день ей надлежит гулять среди садов, и не заниматься решительно ничем, ведь по распоряжению короля Влиндера танцовщицей она может быть только в полумраке залы. Все остальное время – отдых.
Она пытается читать, но чтение не уносит ее мысли прочь от замка, где теперь придется ей прожить жизнь. Лея знает, что теперь только редкая птица, загнанная в клетку, и пусть та клетка из золота, но разве не были золотыми ее поля?
Ей не сбежать. Король опасается ее побега, посылает стражу проверять присутствие своего редкого цветка.
Лея пытается вышивать, но у нее дрожат руки и в раздражении она отшвыривает шитье в сторону. Ей не хочется ни с кем говорить, хотя, многие взоры любопытных дам и обращены на нее, но Лея чувствует в них змеиный интерес, а не живой и настоящий и боится их, а потому отмалчивается.
Лея хочет верить, что в танце своем она проживет еще долгое время. Ей кажется, что уж свободу в этом никому не отнять. Она верит в это со всей горячностью сердца и, оставаясь в одиночестве своей золотой клетки, молит Господа лишь об этом.
Лее тяжко ходить в церковь. На ее родине церковь не была в почете – там было правление Господней воли, а не воли священника. На ее родине считали, что молиться можно хоть в поле, хоть в лесу, главное – делать это от всего сердца и чистоты мыслей.
И когда Лея была маленькой, ей казалось, что в шелесте травинок и листьев, в плеске воды и есть ответ Господа на ее обращение, на ее мольбу, но теперь, когда она молится, когда заговаривает с небом, ей кажется, что бога на нем больше нет.
У Леи есть кушанья, какие могут быть только на королевском столе, шелка и ткани, драгоценности, но ей не нужно ничего из этого. С горечью она осознает, что пока она и ее семья выживали, делили грубый хлеб, она была более живой и настоящей.
-Неужели надо выживать, чтобы быть живым? – спрашивает Лея, обращаясь к небу, но оно безмолвствует, ведь Лее все равно не увидеть ответа – она обращается к потолку, потому что не хочет быть услышанной лишними ушами.
А лишние уши и взоры повсюду.
Шелесты пропитали замок, шепоты оплели его змеиным коконом. Лее кажется, что здесь нельзя даже громко думать – услышат.