Лисса злорадно сощурилась и — совершила молниеносный бросок, которым определенно могла бы гордиться гадюка!
А потом растерянно уставилась на чумазое гнездо волос в своей руке вместо ожидаемой рубахи…
Подлыми насмешниками оказались два деревенских карапуза. Один, чуть повыше, давно не стриженый и не мытый, в чью смоляную голову она вцепилась. И второй, на редкость светлокожий и светлоглазый, который заинтересованно таращился на нее уже откуда-то от самой земли, засунув в рот большой палец правой руки, изгвазданной в ягодном соке…
— Ай-ай, госпожа, прости!
От удивления Лисса выпустила волосы заголосившего мальчишки.
Младший тем временем глубокомысленно изрек:
— Той люк — кака!
— Почему это… кака?! — сразу же и до глубины души обиделась Лисса, угробившая уйму сил на изготовление «люка» со стрелами.
— Не слушай его, госпожа! Малый еще, не соображает, вот и мелет языком что ни попадя… — владелец вороньего гнезда оттеснил малыша, умоляюще заглядывая в глаза девочки — уже понимая, чем может вернуться обида хозяйской дочери.
— Кака! — упрямо повторил среброволосый крошка из-за спины своего защитника. — А у мамы — холосый!
— У мамы?
Вздохнув, карапуз проговорил терпеливо, словно для недалекого собеседника:
— У мамы — самый лутсый!
— Врешь! Может… у папы? — Лисса даже не обратила внимания, что спорит всерьез с безродной сопливой козявкой.
— Не-е… не врет он, госпожа, шоб мне с места не сойти! — Старший посопел, позыркал исподлобья, но выдал тайну: — Евойная мамка охотничает.
Брови девочки поднялись и сложились домиком. На несколько минут — пока она явно что-то про себя напряженно решала — воцарилась почтительная тишина, прерываемая лишь редким шмыганием малолетнего знатока.
Наконец Лисса выпалила:
— Веди! — И на круглые испуганные глаза малышей еще раз твердо скомандовала: — Веди меня к своей маме!
Никто не посмел перечить.
Как оказалось, белобрысый кроха жил на самой окраине деревни, которая ютилась под замковой стеной (когда-то вполне надежной, а ныне зияющей прорехами). Нищие развалюхи из самана, крытые соломой и дранкой, выныривали то тут, то там меж покореженных годами садовых деревьев. Позади всех впритык к густым зарослям молодого соснового подлеска и стоял искомый дом.
Во дворе возилась со стиркой старуха в сбитом набок платке. Заслышав шаги, она обернулась и, разглядев гостью, озадаченно распрямилась.
— Эка… Пошто нашей хате така честь? — а, спохватившись, снова согнулась в поясе, запричитала раболепно: — Храни тебя Светлая, молодая моя госпожа! И батюшку твоего всемилостивого — храни! И сестрицу…
— Мамку позови! — оборвал ее по-взрослому серьезный чернявый мальчишка.
Старуха боязливо осенила себя кругом-хранителем и гаркнула к дому:
— Мартинка!!! Агов, окаянная! Тут, кажися, по твою душу пришли! — И с бессильной яростью к малому: — Да что ж ты натворил-то, паршивец?
Вместо ответа «паршивец» метнулся в спасительную темноту дверного проема.
— Ого! Вот это у нас сегодня гости! — На порог вышла женщина, и у Лиссы помимо воли отвалилась челюсть — никого более странного в своей жизни она не видела…
Невероятно высокая и худая как жердь. Руки, обвитые грубыми жгутами вен, как у всех селянок. Но при этом лицо матери белокурого малыша носило следы диковинной красоты — светло-серые прозрачные глаза миндалевидной формы в оторочке пышных ресниц под длинными, до самых висков, прямыми бровями, тонкий нос с горбинкой, жестко прорезанные губы. Казалось, Мартинка смотрит сквозь тебя и слегка усмехается. Она была одета — надо же! — в мужские штаны под юбкой с запахом и свободную рубаху навыпуск… И почему-то совсем не прятала позорно короткий обрубок белоснежной косы.
— Молодая госпожа! — она даже склонила голову иначе — вроде бы достаточно низко, но ощущалось нечто неосязаемое… Издевка?
На Лиссу не к месту напала немота.
Вроде бы она тут хозяйка — земель и люда. И точно знает, зачем пришла… Но язык отказывался повелевать этой женщиной, которая, несмотря на поклон, невообразимо возвышалась над ней. А будь здесь Косой Мун — здоровенный мужик, поставлявший отцу бутыли с вином — возвышалась бы и над ним, точно!
Между тем из темного нутра дома послышался грохот.
Белая бровь над вытянутым льдистым глазом неодобрительно дернулась.
— Натиш?
Что-то еще раз стукнуло, посыпались мелкие шажки, и в дверях появился тот самый карапуз. В его руках покачивался исключительно длинный и безумно красивый (Лисса поняла это с первого взгляда!) лук.