Морская дева подумала о принце и, дрожа, ответила:
— Да…»
С прерывистым вздохом Лисса перевернула страницу, уже ветхую на краях от бесчисленных перелистываний. В полутьме, едва рассеиваемой танцующим огоньком свечи, ее глаза лихорадочно поблескивали — летали по строчкам.
«…Принц спросил, кто она и как сюда попала. Но морская дева только кротко и грустно смотрела на него, говорить ведь она не могла. Тогда он взял её за руку и повёл во дворец. И правда — каждый шаг причинял такую боль, будто она ступала по острым ножам! Но она терпела и шла об руку с принцем лёгкая, как ветерок. Принц и все окружающие только дивились её чудной, летящей походке…»
Ноготь, зажатый зубами, давно занемел, чего Лисса совсем не чувствовала, полностью погруженная в повествование.
«…Все были в восхищении, особенно принц! Он назвал ее своим милым найдёнышем. И дева всё танцевала и танцевала для него, хотя каждый раз, как ноги её касались земли, ей было так больно, будто они касались лезвий…»
Аксентина, пришедшая пожелать спокойной ночи любимой сестренке, терпеливо ждала у приоткрытой двери, пока та дочитает «Маленькую морскую госпожу». Книга жила в треснутой маминой шкатулке, закрытой на замок и надежно задвинутой подальше под кровать. Все в доме делали вид, что не знают о ней. И о ключе, который Лисса прятала в сундуке слева, под теплыми чулками. И что понятия не имеют, какую именно сказку девочка читает перед сном день за днем… Год за годом.
Аксентина подозревала, что Лисса, разбуди ее среди ночи, могла бы в полусне протараторить эту книгу от начала до конца. И не ошиблась бы ни в едином слове! Но каждый раз, заставая ее за чтением, старшая сестра видела съежившееся в постели тельце, закушенные добела пальцы, слышала рваные, тяжкие вздохи…
И ловила на своих щеках невольные слезы.
Творение великого сказочника попало ей в руки случайно, когда она разбирала хлам на чердаке в очередной надежде разжиться хоть какой-нибудь, пусть и поношенной, кожей (обувь на Лиссыных ногах горела, увы). Она еще тогда сомневалась, а стоит ли показывать его сестре? Аксентина хорошо помнила историю с красивым, но таким недетским, таким трагическим концом…
Не сделает ли она только хуже?
Однако, словно было предначертано, когда она отправилась к башмачнику, Лисса, восьмилетняя и едва умевшая тогда читать, наткнулась на книгу сама, заглянув зачем-то в ее комнату. По возвращении Аксентина нашла ее на полу, над раскрытыми страницами. На обычно бледных щеках пылал больной румянец, пара ногтей была обгрызена до крови, а Лисса неистово догрызала следующий, не замечая старшей сестры, присевшей рядом на корточки. По слегка неровным строчкам на желтой от времени бумаге скользили ее глаза — широко распахнутые, переполненные болью, но сухие…
Как всегда сухие.
4
Их мать, Ракѝда да Севи, была последним ребенком угасающего рода, славного, но практически нищего. Несмотря на это, детство ее оказалось вполне счастливым — родители любили ее и друг друга. И умели довольствоваться малым. Отец Ракиды, с рождения калека, не мог сделать военной карьеры, что так ценилась дворянскими сословиями всех рангов в Линийском королевстве. От обильного прошлого ему остался только маленький ветхий замок в три этажа с примостившейся рядом деревенькой да немного полей вокруг. Но за заслуги предков, как носитель титула эспада̀но, он получал содержание от короны. За счет этих скромных средств они и жили.
Пока однажды, одним солнечным летним вечером мать Ракиды не скончалась от болотной лихорадки.
Отец был безутешен. Он всегда понимал, насколько ему повезло с женой. Из такого же бедного, но гордого рода, его невеста с пяти лет, на свадьбе она почему-то не закатила истерику, впервые увидев своего жениха с тростью. Все что ему запомнилось — то, как отчаянно он старался держаться прямо и как ныли ноги. И с каким ужасом ждал презрения в ее глазах. Но нашел лишь смущенную улыбку…
Такие подарки судьба дважды не дарит.
Его поглотила черная хандра. Стало прихватывать сердце…
Однажды, в момент крайней слабости, он вдруг осознал: еще совсем немного, и его дочь, тихая и болезненная девочка, останется в одиночестве. Особенной красотой она не блистала, разве что отцовские янтарные волосы заставляли прохожих сворачивать шеи. Увы, косы недостаточно, чтобы женихи оббивали порог, да и на такое мизерное приданое мало кто позарится из родовитых. Но хуже всего, после его смерти она потеряет содержание — титул эспадано̀ наследовался только мужчинами.