Она давно уже не доставала заветную книгу из-под кровати…
Она перестала мечтать о Прекрасном Принце…
Она почти о нем забыла…
Но однажды тот напомнил о себе сам.
19
Гера слыла особой непредсказуемой. По-хорошему, подходить бы к ней и вовсе не стоило. Но Лиссе не давали покоя слова Мартинки о том, что нужно уметь справляться с чем угодно, и вообще, трудности закаляют…
Поэтому ее и понесло на выпас в тот злосчастный день.
Любимая кобыла деревенского старосты стояла, как обычно, особняком, на участке с лучшей травой и, казалось, была в благодушном настроении. Лениво пожевывала, роняя головки клевера, и время от времени вскидывала мечтательный взгляд в небеса... Ее мать пала жертвой страсти заезжего тяжеловоза — Гера возвышалась над местными неказистыми лошадками и коровами, словно замковая колокольня. Ее выдающиеся габариты и привлекли Лиссу. Она хотела выяснить, сможет ли взобраться на такую высоту. И сможет ли договориться с упрямицей. Последнее, впрочем, оставалось самой большой загадкой — о норовистом гоноре кобылы в окрестных селах травили байки.
Воровато оглядываясь (не то чтобы ей грозил нагоняй от старосты, но…), девушка протянула Гере припасенное сладкое яблоко. Та благосклонно его приняла. И даже в награду позволила себя оседлать. Однако стоило ноге дотянуться до стремени, как началось…
Лошадь отходила на пару шагов и смотрела с невыразимым укором в глазах: «В седло? Да разве в него садятся? Оно же — для красоты!». А Лисса, чертыхаясь, радовалась, что обула свои любимые ботинки на толстой подошве, безобразные, но бесконечно надежные — не позволявшие подвернуться стопе…
И кружить бы им по лугу до вечера, если бы в стороне бык вдруг не вздумал подать голос. Завороженная красотой переливов, Гера застыла. Лисса взлетела наверх, вцепилась в поводья и, сдув прилипшие к взмыленному лбу волосы, воскликнула победно:
— Попалась, зараза!
На «заразу» Гера ужасно обиделась.
Взбрыкнула.
И они молнией помчались вперед!
Поля пролетали мимо, земля — под копытами, дочь лэрда судорожно ловила ритм тела под собой, стараясь не думать о том, что будет, навернись она сейчас с такой высоты… и о том, зачем она вообще на нее полезла…
Бешеный галоп закончился так же неожиданно, как и начался — выскочив на пригорок у дороги, кобыла решила передохнуть. Встала как вкопанная.
Слезть с паршивки Лисса побоялась. Кто знает, что взбредет той в голову? Вдруг еще не набегалась? Рванет — лови ее потом! Да и до дома далековато.
После обычных понуканий, затем — всевозможных ухищрений, дева дворянских кровей, немного пораскинув мозгами и собравшись с духом, торжественно выдала долгую прочувствованную тираду.
Но увы, несмотря на то, что к концу ее лицо честно сравнялось цветом со свеклой, тирада не помогла.
Тогда наездница в отчаянии переключилась на бурные восхваления:
— Разве ты не самая красивая во всей округе? Самая высокая точно! И будем надеяться, что самая умная! Ну давай же, поедем обратно на выпас, там вкусная травка… Моя несравненная красавица, н-но!..
Проклятая скотина так измотала ей нервы, что она чуть не свалилась с седла, когда сзади раздалось язвительное:
— А я-то, идиот, пользуюсь стременами…
Грянул многоголосый мужской хохот.
Лисса втянула голову в плечи. Но, увы, спрятаться в них не получалось.
— А, оказывается, нужно осыпать животное комплиментами!..
Снова хохот, откровенно издевательский.
— Может, еще преподнести цветы? — предложил другой голос.
— Уж лучше хлыст! — отрезал третий.
Забыв про стыд — сраженная мыслью о том, что выкинет Гера, огретая хлыстом — девушка с негодованием повернулась.
За ее спиной, на дороге, ведущей в Бремингем, стояла дюжина всадников. И, похоже, уже давно наслаждалась спектаклем. Впереди всех на роскошном гнедом восседал молодой мужчина с ярко-рыжими волосами… И Кальвин, рядом… На чем он ехал, во что был одет, Лисса не могла понять — сердце прыгнуло в горло и больно забилось…
Сквозь вату в ушах донеслись слова:
— Тебя не учили здороваться с благородными господами?
Странная слабость схлынула.
Лисса чуть не фыркнула: «Благородные господа с леди здороваются первыми!», еле успев поймать себя в последний момент.
Они думают, что она из деревенских… Вот и прекрасно! Не хватало еще, чтобы предмет ее нежных грез узнал, кто перед ним — на упрямой кобыле, в обносках и грубых башмаках… Кошмар. Не так ей хотелось запомниться.